– Жаль, вы фруктов не едите, – вздохнул он. Я не сразу понял, к кому он обращался. – Тебе, Верка, после родов очень бы полезно соку попить. – Со мной и питомцами он разговаривал одинаково, так что вскоре я почувствовал, что еще немного – и залаю. – Машина ментовская у тебя откуда?

При всем моем добром отношении к Никитичу и с учетом рекомендации Коробейникова я предпочел обойти подробности своего задания, лишь в общих чертах коснувшись межведомственных отношений и пунктиром обозначив цель визита в Градинск.

Никитич медленно нарезал маленьким ножичком очищенную от кожуры грушу и клал по ломтику в рот.

– Ну а ты‑то чем провинился? – буркнул, не поднимая на меня глаз. – Кажется, не твой профиль?

Я честно пожал плечами.

– Вы работали в Градинске? – спросил, желая извлечь из нашей встречи практическую пользу.

Он усмехнулся, доел грушу.

– Стоял у истоков местной оргпреступности.

– Как это?

– Да вот так. Решил здесь отряд собрать вроде нашей «Альфы». Межведомственного подчинения. Краевые УКГБ и ГУВД одобрили идею, даже деньги выделили, санаторий под базу. Собрал ребят, начал натаскивать. А мне стали усиленно мешать. Ребятам платили с гулькин хрен – постовые больше получали. Тузы‑воротилы их переманивали к себе, а потом выбивали по одному. Я их готовил, но ими не распоряжался. Ну а года через три приказ о РУОП пришел, нас перестали финансировать. Из моих парней в Градинске один Володя Сумароков остался. Когда нас размели, он в Питер махнул и в тамошнем университете на юрфаке пять лет отсиделся. Потому и уцелел – не убили и не скурвился. Сейчас в прокуратуре работает следователем. Ты с ним в контакт войди, но связь не афишируй. За тобой наверняка следить будут, купить попытаются, а может, и убрать: чужаков здесь не любят. Сам провалишься и парня за собой потащишь. С «той стороны» я уже никого не знаю. Раньше знал. После выхода на пенсию я лицензию взял на частную охранную и детективную деятельность. Плохо все кончилось: десятка два толковых ребят подготовил. Они, конечно, в крутые мэны подались – государство не востребовало. Самому же потом и отлавливать кое‑кого пришлось. Трижды меня пытались уконтрапупить – старая школа помогла. В общем, несерьезная это коммерция по нынешним временам. Если бы ты был не из наших, я бы тебе один ценный совет дал: либо соглашайся на все, что тебе тут будут предлагать, либо уезжай домой. Но, поскольку тебя прислал Саша Коробейников, я знаю, что ты этому совету не последуешь.

Сзади раздался звериный рык. Собаки повскакивали и бросились наутек. В десятке метров от меня стояла кавказская овчарка, рядом с которой призрак замка Баскервилей показался бы болонкой.

– Опять Марта из вольера ушла! – воскликнул Никитич. Чудовище тяжелым галопом мимо нас помчалось за сенбернаром.

Приемами «борьбы с собакой, действующей в интересах террориста» Никитич владел виртуозно. Сложность состояла в том, чтобы не причинить Марте вреда: предстояло подсечь ее, прижать к земле и сомкнуть пасть, что он и проделал в считанные секунды.

– Как тебе не стыдно, – укоризненно выговаривал Никитич, уводя Марту домой. – Чего ты от Ангела хочешь? Нравится он тебе – так и скажи, зачем же вольер ломать?

Мне захотелось еще раз окунуться в бассейне, но Машка, Рита и Ангел угрожающе зарычали: гостям бродить по Эдему не полагалось.

Никитич вернулся минут через пять, когда мне почти удалось наладить контакт с одним из Веркиных щенков.

– Хороший зверь, – сказал я о Марте.

– Все они хорошие, – согласился Никитич. – Когда спят зубами к стенке. Живут себе, плодятся, добро стерегут, людей охраняют.