– Военных вывели за город еще в девяносто первом, – объяснял Кифа, – а сюда переехала мореходка.

Мы колесили по раскаленному Градинску второй час. Окраинный южный район – бывший Ленинский, а ныне Монастырский – изменился. Две гостиницы, новый авто‑вокзал, корпус завода «Азоврыба», банк и круглый торговый павильон из стекла и металла, да вот теперь мореходка, разместившаяся на месте передислоцированного полка морской пехоты, представляли его деловую часть. Частные жилые дома были давно снесены, некогда узкие извилистые улочки превратились в проспекты и теперь были застроены блочными девяти‑ и шестнадцатиэтажками.

– Вон там, по Флотской, проходит граница района, – ткнул Кифа пальцем в перекресток.

Рация в салоне все время оставалась включенной. Трижды диспетчер направлял на вызовы наряды ППС, один раз выезжала опергруппа, сработала сигнализация в ювелирном, но мы были далеко.

– Искупаться бы, – посмотрел на часы Толик.

– Почему бы и нет? – обрадовался я предложению и повернул к набережной.

В принципе для первого знакомства с обновленным Градинском было вполне достаточно. Если бы я поездил так дня три, то освоил бы его географию лучше Москвы.

«Шестой», я – «Первый», доложите маршрут следования».

«Первый»… «Шестой» на «двенадцатом» – перекресток Строителей и Морской».

«У вас там на Караваевой драка в общежитии ЖБИ».

«На Караваевой – это не у нас, но так уж и быть…»

«Да уж сделай одолжение, Антипов!»

«Вас понял…»

Я доехал по каменистому берегу до самой кромки и остановился так, что набегавшие волны щекотали широкие покрышки «ниссана». Мы с Толиком разделись и, словно в позднем нашем детстве, наперегонки бросились в море. Вода оказалась теплой, как забытый в термосе позавчерашний чай. До безлюдного, не приспособленного для купания участка берега, примыкавшего к порту, доносились гудки теплоходов, гудение портальных кранов; пахло морем, арбузами, августом и чем‑то еще, возвращавшим меня в счастливые времена.

– Ты с инспекцией к нам или как? – чавкая купленным мною по дороге персиком, невзначай поинтересовался Кифа, когда мы уселись на горячих валунах.

– С инспекцией генералов посылают, – зашвырнул я в море окатыш. – А я сюда с диогеновой миссией.

– Не понял.

Я подошел к машине и достал из кармана лежавшего на заднем сиденье пиджака бумажник.

– Человека ищу, – показал Кифе фото Виталия Жигарина. – Не встречал?

Он внимательно посмотрел на фотокарточку, перевел взгляд на меня.

– Он что, в розыске?

– А я что, на блины к теще сюда приехал?

– И что натворил?

– Спрятал у подельника полтора килограмма кокаина. Мы его взяли, а кокаин не нашли. Пока искали, он с калымского этапа ушел. Подельника мертвым нашли и след порошка в погребе.

Я рассказал все как на духу, кроме того, что это легенда, под которой внедряли Жигарина в градинскую группировку.

– Не встречал. А с чего вы взяли, что он у нас?

– Из оперативных данных. Кифа вернул мне фотокарточку.

– Не‑а, – уверенно покачал головой. – Его ты, может, и найдешь, а кокаин на местном рынке не появлялся. Он у нас дважды фигурировал: украинские таможенники в трюме «Батайска» бесхозный пакет нашли, и грузовик из Краснодара неподалеку накрылся. У одного барыги был градинский паспорт, но это еще не значит, что они его сюда везли. У нас тут «марки» с ЛСД нарезают, гашиш. Недавдо я ханурика с порцией метаквалона на колхозном рынке прищучил.