Ключи оказались в замке зажигания. Я рванул со стоянки прежде, чем услышал пронзительный женский визг. Совершенно голая пассажирка не успела выскочить: сзади не было дверей.

– Не ори! – приказал я, вылетев на мостовую.

– Выпустите меня! Стойте! – металась она на сиденье. – Куда вы меня везете?

– Заткнись, я сказал! – сунул я ей в нос экспроприированный газовый револьвер, предназначенный специально для таких целей.

Машины моих «гостей» оторвались на большое расстояние. Оставалось только пожалеть, что шлюха не выбрала клиента из числа владельцев «порше» или «понтиаков». Я продолжал преследование по инерции – не поворачивать же обратно.

– Одевайся, живо! – швырнул я ей платье, вытащив его из‑под себя.

– Вы меня отпустите? – зашуршала она колготками.

– С удовольствием! Сейчас остановлю, и можешь отнести своему клиенту штаны.

Кавалькаду я догнал на углу набережной и улицы Ясен‑ской: в свете неонового рожка блеснула серебристая «ауди» Шороха. Нас разделял квартал. Заметив сигнал поворота на замыкающей «вольво», я пересек осевую и поехал по параллельному переулку; теперь мы были на равных.

Ехать далеко не пришлось: как я и ожидал, все три машины припарковались у «Наполеона». Шорох и Дядя Витя в сопровождении Жигарина и еще двоих охранников направились в свои владения, двое остались внизу.

Видимо, Дядя Витя заправлял гостиницами и ресторанами города, не случайно я видел его возле «Паруса», а Жигарин собирал налоги с барыг и сутенеров. Шкура! О нем мне не хотелось даже думать.

– Вы меня выпустите? – подала голос девица.

Я глянул на нее в зеркальце. Одетой она выглядела лучше. Худое лицо… широкие зрачки… горячечное дыхание…

– А ну, дай‑ка мне твою сумочку, детка! – протянул я руку.

– Нет! Я закричу! – испуганно прижала она сумочку к груди.

– А я тебя пристрелю, паршивка ты этакая, – напомнил я ей о газовой «пукалке». – Только попробуй пикнуть!

Я высыпал содержимое сумочки на сиденье. Пудреница, помада, пятидесятимиллиметровый флакончик духов, презервативы, расшитый бисером тощий кошелек, паспорт на имя Порошиной Аллы Станиславовны, проживающей на Морской, 33, в квартире 192, интереса не представляли. А пара одноразовых шприцев подтвердила мои подозрения относительно ее пристрастий.

– Колешься?

Похоже, она вообще не умела моргать, как Вера Холодная.

– Где наркоту берешь? Говоришь – я отдаю тебе сумку и высаживаю к чертовой матери, нет – едем в милицию, там все расскажешь. Ну?

– Это не мое, честное слово, не мое! – плаксиво ответила шлюха.

– Что не твое?

– Крэк не мой.

То, что крэк – сильнодействующее производное кокаина для внутривенных инъекций, я знал, но в сумочке ничего такого не было: помада… презервативы, духи… Отвинтив золотистый колпачок в виде розового бутона, понюхал… Никакого запаха. Духи без запаха – это что‑то новенькое.

– Это крэк? Она кивнула.

– Как же он к тебе в сумочку попал?

– Он дал.

– Кто?

– Ну, этот…

– В качестве оплаты?.. Сколько здесь? – Я поднес флакон к ее глазам.

– За… за двести потянет.