От этих
и сотни других подобных мыслей меня бросило в жар, и голова начала кружиться
от страха и тоски. Лихорадка моя была в самом разгаре, когда вошел какой-то
человек и шепотом заговорил с клерком, который наклонил весы и подтолкнул
меня к нему, словно я был взвешен, куплен, выдан и оплачен.
Когда я выходил из конторы, держась за руку этого нового знакомца, я
украдкой посмотрел на него. Это был худощавый, бледный молодой человек со
впалыми щеками и подбородком, почти таким же черным, как у мистера
Мэрдстона; но на этом сходство и заканчивалось, так как щеки он брил, а
волосы у него были не глянцевитые, а сухие и рыжеватые. На нем был черный
костюм, также сухой и порыжевший, причем рукава и брюки были слишком
коротки, а белый шейный платок не очень чист. Я не предполагал тогда - да и
теперь не предполагаю, - что, кроме этого платка, он не носил никакого
белья, но только один платок и был виден.
- Вы новый ученик? - спросил он.
- Да, сэр, - сказал я.
Я полагал, что это так. Точно я не знал.
- Я один из учителей Сэлем-Хауса, - сказал он.
Я отвесил ему поклон и почувствовал благоговейный страх. Мне было так
неловко сообщать ученому мужу и наставнику из Сэлем-Хауса о таких пустяках,
как мой сундучок, что мы уже вышли со двора и прошли некоторое расстояние,
прежде чем я собрался с духом и о нем упомянул. Когда я смиренно заикнулся о
том, что впоследствии оп может мне пригодиться, мы повернули назад, и
учитель сказал клерку, что возчик получил приказ заехать за ним в полдень.
- Простите, сэр, это далеко отсюда? - спросил я, когда мы снова прошли
примерно тот же путь.
- Близ Блекхита*, - ответил он.
- А это далеко, сэр? - робко осведомился я.
- Порядочно, - сказал он. - Мы поедем в почтовой карете. Примерно шесть
миль.
Я так ослабел и устал, что перспектива продержаться еще шесть миль была
мне не по силам. Набравшись храбрости, я сказал, что со вчерашнего дня
ничего не ел и что я буду ему очень признателен, если он позволит мне купить
чего-нибудь съестного. Он как будто удивился (я как сейчас вижу - он
остановился и посмотрел на меня) и, подумав, сказал, что намерен зайти к
одной пожилой особе неподалеку, и лучше всего, если я куплю себе хлеба или
чего-нибудь другого по собственному выбору, только бы это было полезно для
здоровья, и позавтракаю у нее в доме, где мы можем достать молока.
Итак, мы заглянули в окно булочной, и после того как я сделал ряд
предложений, намереваясь закупить все, что было здесь вредного для желудка,
а он отверг их одно за другим, мы остановили наш выбор на аппетитном хлебце
из непросеянной муки, который стоил мне три пенса. Потом мы купили в
бакалейной лавке яйцо и кусок копченой грудинки, после чего у меня, по моему
мнению, осталось еще немало сдачи со второго из блестящих шиллингов, и я
пришел к заключению, что в Лондоне жизнь очень дешева. |