- Когда мы
сегодня встретились, я хотел сказать вам, о чем я думал после смерти Доры.
Помните, Агнес, как вы вошли в нашу комнату и как вы указали рукой на небо?
- О Тротвуд! - сказала она, и слезы показались у нее на глазах. - Такая
любящая, такая доверчивая и такая юная! Разве я могу забыть?
- Вы всегда были для меня тою же, сестра моя. Всегда указывали мне на
небо, всегда вели меня к высоким целям!
Она только покачала головой; слезы еще не высохли на ее лице, печальная
улыбка появилась на нем.
- За это я так благодарен вам, Агнес, что не знаю, как назвать мое
чувство к вам. Не знаю, как это вам сказать, но хочу, чтобы вам было
известно: всю мою дальнейшую жизнь я вверяю вам, руководите мной так же, как
это было в мрачные для меня времена, которые отошли в прошлое. Что бы ни
случилось, какие бы новые узы вы на себя ни наложили, какие бы перемены ни
произошли у вас и у меня, помните одно: моя жизнь вверена вам, и я всегда
буду вас любить, как любил до сих пор. Вы всегда будете, как были раньше,
моей опорой и утешением. До самой своей смерти, сестра моя любимая, я всегда
буду видеть перед собой вас - указывающую мне на небеса.
Она опустила свою руку на мою и сказала, что гордится мной и тем, что я
сказал, хотя она и не заслужила моих похвал. Потом, не спуская с меня глаз,
она снова начала играть.
- Знаете ли, Агнес, - продолжал я, - когда впервые я вас увидел и еще
ребенком сидел рядом с вами, я странным образом чувствовал то, о чем сегодня
услышал.
- Вы знали, что у меня нет матери и старались быть со мной поласковей,
- улыбаясь, ответила она.
- Не совсем так, Агнес. Я словно знал всю эту историю - в той
атмосфере, которая вас окружала, я чувствовал что-то трогательное, но не мог
этого объяснить... Что-то печальное, но не в вас, а в ком-то другом. Теперь
я знаю - так оно и было.
Она продолжала играть чуть слышно и не отрывала от меня глаз.
- Вам не смешны подобные фантазии, Агнес?
- Нет.
- А если я скажу: даже тогда я чувствовал, что вы можете любить,
несмотря ни на какие разочарования, и что способны так любить до конца своей
жизни. Вы не станете смеяться над подобной выдумкой?
- О нет! Нет!
На мгновение ее лицо стало страдальческим, но не успел я изумиться, как
страдальческое выражение исчезло, и она продолжала играть, глядя на меня со
спокойной улыбкой.
Я думал об этом, когда ехал верхом в Лондон, а ветер, как неумолимая
память, подгонял меня. И я боялся, что она несчастлива. Я-то был несчастлив,
но с прошлым я покончил, и когда видел ее перед собой с воздетой вверх
рукою, мне казалось, она указует на небо, где в таинственном грядущем мне
еще суждено ее любить неведомой на земле любовью и рассказать о той борьбе,
какую я вел с собой здесь, внизу.
ГЛАВА LXI
Мне показывают двух интересных раскаявшихся заключенных
Временно, - во всяком случае до той поры, пока я закончу книгу, что
должно было занять несколько месяцев, - я поселился в Дувре у бабушки; там я
и работал у того самого окна, откуда глядел на луну, вставшую над морем, в
те дни, когда впервые появился под этим кровом, ища убежища. |