Потом мы сели рядом,
ее ласковое лицо обращено было ко мне, и эти глаза смотрели на меня с той
нежностью, о которой я уже несколько лет мечтал днем и ночью.
Она была такая прямодушная, такая прекрасная, такая добрая, я так был
обязан ей, и она мне так была дорога, что я не знал, как выразить свои
чувства. Я пытался призывать на нее благословения, пытался благодарить ее,
пытался ей рассказать (сколько раз я писал об этом в своих письмах!), какое
влияние оказала она на меня, по все попытки мои были напрасны. Радость мою и
любовь я не мог выразить словами.
Своим спокойствием она утишила мое волнение. Заговорила о тех днях,
когда мы расстались, рассказала об Эмили, которую она тайком несколько раз
посещала, трогательно напомнила мне о могиле Доры. Инстинктивно, повинуясь
своему благородному сердцу, она с такой деликатностью коснулась струн моей
памяти, что ни одна из них не отозвалась во мне резким звуком. Я мог слушать
эту печальную музыку, доносившуюся откуда-то издалека, и не отшатываться от
того, что она пробуждала. Могло ли быть иначе, если со всем этим была
связана она, мой ангел-хранитель?
- Но расскажите о себе, Агнес, - воскликнул я наконец, - Вы еще ничего
не рассказали о том, что делали все это время.
- А что мне рассказывать? - улыбаясь, спросила она. - Папа чувствует
себя хорошо. Вы видите: мы здесь, в нашем доме, наши тревоги позади. Вы это
знаете, дорогой Тротвуд, а значит, знаете все.
- Все, Агнес? - спросил я.
Она посмотрела на меня смущенно и с некоторым недоумением.
- А нет ли, сестра моя, еще чего-нибудь?
Она побледнела, покраснела и снова побледнела. Потом улыбнулась,
печально улыбнулась, как мне показалось, и покачала головой.
Мне хотелось услышать от нее признание, на которое намекала бабушка.
Как ни трудно мне было бы услышать это признание, я должен был скрепить свое
сердце и исполнить свой долг перед нею. Но я видел, что ей не но себе, и не
настаивал.
- Вы много заняты, дорогая Агнес?
- В моей школе? - спросила она так же спокойно, как и раньше.
- Да. Приходится много работать?
- Работа доставляет мне такое удовольствие, что, право же, я была бы
неблагодарна, если бы называла так мои занятия, - сказала она.
- Делать доброе дело вы не считаете трудным, - заметил я.
Снова она покраснела и снова побледнела, а когда наклонила голову, я
увидел на ее лице ту же печальную улыбку.
- Вы должны дождаться папу. Мы проведем вместе день, не правда ли?
Может быть, вы переночуете в вашей комнате? Мы всегда зовем ее вашей.
Оставаться на ночь я не мог - я обещал бабушке приехать к вечеру, но с
радостью согласился побыть с ними до вечера.
- Некоторое время я буду занята, - сказала Агнес, - но здесь старые
книги, Тротвуд, и старые ноты.
- Даже старые цветы, - оглядывая комнату, вставил я. - Во всяком
случае, такие же цветы, как и прежде. |