Но ведь я ее любил, и моим утешением были неясные
мечты о том, что в отдаленном будущем наступит день, когда все будет позади
и, не оскорбляя ее, я смогу сделать признание и сказать: "Агнес! Так было,
когда я вернулся домой. Теперь я стар и с той поры никого не любил".
Ни разу она не дала мне повода заметить хоть малейшую перемену в себе;
она была для меня тою же, что прежде; тою же, что всегда.
Со дня моего возвращения мы не то чтобы стеснялись говорить об этом с
бабушкой; нельзя сказать также, что мы избегали этой темы, скорее каждый из
нас сознавал, что оба мы думаем об этом и только не облекаем наши мысли в
слова. Так случалось с нами частенько, когда, по старой привычке, мы сидели
вечером у камина, и все было до того естественно и понятно, точно мы об этом
говорили с полной откровенностью. Но мы не нарушали молчания. Я уверен, что
она читала, хотя бы отчасти, мои мысли и прекрасно знала, почему я молчу.
Настало рождество; Агнес больше не сообщала о себе ничего нового, и
меня начало мучить опасение, время от времени уже возникавшее, не
догадывается ли она о моем душевном состоянии и не боится ли причинить мне
боль. Если это было так, значит жертва моя была бесполезна, я не исполнил по
отношению к ней своего долга и каждым своим поступком повинен в том, чего
хотел избежать. И я решил выяснить, так ли это; если в самом деле между нами
стена, надо было сразу и без колебаний ее сломать.
Был зимний, холодный, мрачный день. Как мне его не помнить! Несколько
часов назад шел снег, и теперь, не тая, он покрывал землю пеленой, впрочем
не очень толстой. На море - я видел в окно - дул сильный северный ветер. И я
подумал о ветре, который мчится по снежным просторам швейцарских гор,
недоступных в эту пору для человека, подумал о том, где более одиноко - в
той снежной пустыне или здесь, на океанских просторах?
- Ты поедешь сегодня, Трот? - просунув голову в дверь, спросила
бабушка.
- Да, я поеду сегодня в Кентербери. Прекрасная погода для поездки
верхом, - ответил я.
- Надеюсь, твоя лошадь будет того же мнения, но сейчас она стоит перед
дверью, понурив голову и свесив уши, и, кажется, предпочитает очутиться в
конюшне, - заметила бабушка.
Бабушка, кстати говоря, разрешала моей лошади вторгаться в запретную
зону, но по-прежнему была врагом ослов.
- Она скоро оживится, - сказал я.
- Во всяком случае, поездка пойдет на пользу ее хозяину, - сказала
бабушка, поглядывая на бумаги, лежавшие на столе. - Ах, дитя мое, сегодня ты
так долго работал! Какого труда стоит все это написать!
- Бывает, что большего труда стоит это прочитать, - заметил я. - Но
работа писателя увлекательна, бабушка.
- Знаю, знаю!.. - сказала бабушка. - Честолюбие, жажда славы,
сочувствия и так далее... Не так ли? Ну что ж, в добрый путь!
- Скажите, вы что-нибудь еще знаете о привязанности Агнес? - спокойно
спросил я, остановившись перед ней, а она похлопала меня по плечу и
опустилась в мое кресло. |