- Вы бы то же самое сказали, если бы увидели, как она стояла на стуле в
ложе для свидетелей во время суда. Когда она его схватила, он исполосовал ей
лицо и зверски избил, но она его не отпускала, пока его не заперли на замок.
Она так в него вцепилась, что полицейским пришлось забрать их вместе. Вы
послушали бы, как она смело давала показания! Весь суд ее хвалил, а потом ее
доставили прямо домой. На суде она заявила, что, будь он Самсон, а у нее
только одна рука, все равно она задержала бы его - так много дурного она о
нем знает. И я думаю, что это так.
Я был того же мнения и почувствовал к мисс Моучер большое уважение.
Итак, мы осмотрели все, что полагалось. Тщетно было бы убеждать
достойного мистера Крикла, что Номера Двадцать Седьмой и Двадцать Восьмой
нисколько не изменились, что они остались такими же, как раньше, и что
именно здесь лицемерные мошенники и должны делать такого рода излияния; во
всяком случае, не хуже, чем мы, они знают рыночную цену таких излияний и
знают, какую службу они им сослужат за океаном. Короче говоря, все это
вместе взятое было дутой, гадкой затеей, наводившей на прискорбные мысли. Мы
покинули их с их "системой" и, ошеломленные, отправились домой.
- Быть может, не худо, Трэдлс, - сказал я, - что они помешались на этой
дурацкой выдумке. Тем скорей с ней будет покончено.
- Надеюсь, что так, - отозвался Трэдлс.
ГЛАВА LXII
Свет озаряет мои путь
Приближалось рождество, прошло больше двух месяцев после моего
возвращения домой. С Агнес я встречался часто. Как бы ни ободряло меня
всеобщее признание и как бы ни вдохновляло на дальнейшую работу, но выше
всего я ставил самую слабую ее похвалу.
По крайней мере раз в неделю, а то и чаще я ездил к ней и проводил там
вечер. Обычно я возвращался от нее верхом ночью, ибо знакомые тяжелые мысли
неуклонно овладевали мной теперь - еще более печальные, когда я ее покидал,
- и я предпочитал быть ночью в дороге, но не жить прошлым в мучительные часы
бессонницы или горестных сновидений. В этих поездках я провел большую часть
многих длинных и грустных ночей, предаваясь тем же размышлениям, которые не
покидали меня во время моих долгих странствий.
Пожалуй, будет более точно, если я скажу, что я скорее прислушивался к
отзвукам этих размышлений. Они доносились ко мне издалека. Я отстранился от
них и занял предназначенное мне место. Когда я читал Агнес написанное мной и
видел, как внимательно она слушает, плачет и смеется, когда я слышал ее
задушевные слова по поводу событий, происходивших в воображаемом мире, где я
жил, - я мечтал о том, как могла бы сложиться моя жизнь... Но только мечтал,
подобно тому, как, женившись на Доре, мечтал о том, какова должна быть моя
жена.
На мне лежал долг по отношению к Агнес, любившей меня такой любовью,
которая никогда бы не оправилась, если бы я смутил ее, оскорбив своим
эгоизмом; зрело все обдумав, я понял, что в своей судьбе повинен я сам и что
я добился того, чего когда-то так страстно жаждало мое сердце, а потому не
могу роптать и должен нести свою ношу - бремя чувств, которые я испытываю, и
знаний, которые приобрел. |