Помнится, я много и с беспокойством размышлял о словах
мистера Пегготи, будто она стала совсем взрослой, но решил, что это вздор.
Мы незаметно пронесли крабов и креветок, - которых мистер Пегготи
скромно назвал лакомством, - в нашу спальню, и перед сном у нас был
превосходный ужин. Но Трэдлсу это пиршество не пошло на пользу, не в пример
всем остальным. Ему и тут не повезло. Ночью он заболел - он совсем
обессилел, - и все из-за краба. А проглотив черную микстуру и синие пилюли в
количестве вполне достаточном, по словам Демпла (его отец был доктор), чтобы
свалить с ног лошадь, он, в дополнение, отведал трости и получил, сверх
обычных уроков, шесть глав Нового завета по-гречески за нежелание сознаться
во всем.
Конец полугодия оставил у меня сумбурное воспоминание о повседневных
жизненных испытаниях: проходит лето, и наступает осень; морозные утра, когда
нас будит колокол, и холодные-холодные вечера, когда снова звонит колокол и
надо ложиться спать; классная комната по вечерам, тускло освещенная и почти
нетопленная, и классная комната по утрам, напоминающая огромный ледник;
чередование вареной говядины с жареной говядиной, вареной баранины и жареной
баранины, гора бутербродов с маслом, зачитанные до дыр учебники, треснувшие
грифельные доски, закапанные слезами тетради, расправа тростью и линейкой,
стрижка, дождливые воскресенья, пудинги на сале, и все это пропитано
противным запахом чернил.
Однако я хорошо помню, как далекие каникулы, столь долго казавшиеся
неподвижной точкой, начинают приближаться к нам, и точка все растет и
растет. Помню, как сперва мы ведем счет месяцами, затем неделями и, наконец,
днями, помню, как я начинаю сомневаться, вызовут ли меня домой, а когда
узнаю от Стирфорта, что меня вызвали и я непременно поеду домой, меня
начинают томить мрачные предчувствия: а что, если я сломаю ногу до
наступления каникул? И вот уже стремительно надвигается последний день
занятий! На той неделе, на этой, послезавтра, завтра, сегодня, сегодня
вечером... и вот я в ярмутской почтовой карете и еду домой.
В ярмутской почтовой карете я спал урывками, и в неясных сновидениях
возникало передо мной все, что за это время произошло. Но когда я
просыпался, за окном кареты уже не было площадки для игр Сэлем-Хауса, и до
меня доносились не удары, расточаемые мистером Криклом Трэдлсу, а щелканье
бича, которым кучер понукал лошадей.
ГЛАВА VIII
Мои каникулы. Один день, особенно счастливый
Когда мы прибыли еще до зари в гостиницу, где останавливалась почтовая
карета, - не в ту гостиницу, в которой служил мой приятель лакей, - меня
проводили наверх, в уютную маленькую спальню с нарисованным на двери
дельфином*. Помню, мне было очень холодно, хотя меня и напоили внизу горячим
чаем перед ярко пылавшим камином, и я с радостью улегся в постель Дельфина,
Закутался с головой одеялом Дельфина и заснул. |