Пока его помощник
Бархатов, зарезавший когда-то с целью грабежа семью из шести человек,
растапливал печь кедровыми чурками - отходами от лесопильной рамы, Абарчук
перекладывал инструменты, лежавшие в ящиках. Ему казалось, что колючая
острота напильников и резцов, напитавшихся обжигающим холодом, передает
чувство, испытанное им ночью.
День ничем не отличался от предыдущих. Бухгалтер прислал с утра
утвержденные техотделом заявки дальних лагпунктов. Надо было отобрать
материалы и инструменты, упаковать их в ящики, составить сопроводительные
ведомости. Некоторые посылки были некомплектны, и требовалось составление
особых актов.
Бархатов, как всегда, ничего не делал, и заставить его работать нельзя
было. Он, приходя на склад, занимался лишь вопросами питания, и сегодня он
с утра варил в котелке суп из картофеля и капустных листьев. На минуту
забежал к Бархатову профессор латыни из Харьковского фармацевтического
института - посыльный при первой части, и дрожащими красными пальцами
высыпал на стол немного грязного пшена. Бархатов за какие-то дела брал с
него калым.
Днем Абарчука вызвали в финчасть - в отчете не сходились цифры. Зам.
нач. финчасти кричал на него, грозился написать рапорт начальнику. От этих
угроз Абарчуку стало тошно. Один, без помощника, он не справлялся с
работой, а пожаловаться на Бархатова он не смел. Он устал, боялся потерять
работу кладовщика, попасть опять в шахту или на лесоповал. Он уж поседел,
сил стало мало... Вот, наверное, и от этого охватила его тоска - жизнь
ушла под сибирский лед.
Когда он вернулся из финчасти, Бархатов спал, подложив под голову
валенки, видимо, принесенные ему кем-то из уголовников; рядом с его
головой стоял пустой котелок, к щеке прилипло трофейное пшено.
Абарчук знал, что Бархатов иногда уносит со склада инструменты,
возможно, валенки появились в результате обменных операций со складским
имуществом. А когда Абарчук однажды, недосчитавшись трех напильников,
сказал: "Как не стыдно во время Отечественной войны воровать дефицитный
металл", - Бархатов ему ответил: "Ты, вошь, молчи. А то знаешь!"
Абарчук не смел прямо будить Бархатова и стал греметь, перекладывать
ленточные пилы, кашлять, уронил на пол молоток. Бархатов проснулся,
спокойными, недовольными глазами следил за ним.
Потом он негромко сказал:
- Малый со вчерашнего эшелона рассказывал, - есть лагеря хуже Озерных.
Зека в кандалах, полчерепа побритые. Фамилий нет, одни номера понашиты на
груди, на коленях, а на спине бубновый туз.
- Брехня, - сказал Абарчук.
Бархатов мечтательно сказал:
- Надо бы всех фашистов политических туда собрать, а тебя, падло,
первым, чтобы не будил меня.
- Простите, гражданин Бархатов, я нарушил ваш покой, - сказал Абарчук.
Он очень боялся Бархатова, но иногда не мог справиться со своим
раздражением. |