- Понятно, - сказал Березкин. Он выпил чашку чаю, поел студня из
телячьих ножек, позвонил комиссару и начальнику штаба, сказал, что
отправляется в батальоны, надел ватник и пошел к двери.
Глушков встряхнул полотенце, повесил его на гвоздик, пощупал гранату на
боку, похлопал себя по карману - на месте ли кисет - и, взяв в углу
автомат, пошел за командиром полка.
Березкин вышел из полутемного блиндажа и зажмурился от белого света.
Ставшая за месяц знакомой картина лежала перед ним, - глинистая осыпь,
бурый откос весь в пятнах засаленных плащ-палаток, прикрывавших солдатские
землянки, дымящие трубы самодельных печей. Наверху темнели заводские
корпуса со снесенными крышами.
Левее, ближе к Волге, возвышались заводские трубы "Красного Октября",
громоздились товарные вагоны, как ошалевшее стадо, сбившееся вокруг тела
убитого вожака, лежащего на боку паровоза. А еще дальше виднелось широкое
кружево мертвых городских развалин, и осеннее небо просвечивало сквозь
бреши окон тысячами голубых пятен.
Меж заводских цехов поднимался дым, мелькало пламя, и ясный воздух был
полон то тягучим шелестом, то сухим, дробным тарахтением. Казалось, что
заводы работают полным ходом.
Березкин внимательно оглядел свои триста метров земли, - оборону полка,
- она проходила среди домиков рабочего поселка. Внутреннее чувство
помогало в путанице развалин, улочек ощутить, в каком доме варят кашу
красноармейцы, в каком едят шпик и пьют шнапс немецкие автоматчики.
Березкин пригнул голову и ругнулся, прошелестела в воздухе мина.
На противоположном склоне оврага дым закрыл вход в один из блиндажей, и
тотчас же звонко треснул разрыв. Из блиндажа выглянул начальник связи
соседней дивизии, - он был без кителя, в подтяжках. Едва он сделал шаг,
как снова засвистело, и начальник связи поспешно отступил и прихлопнул
дверь, - мина разорвалась метрах в десяти. В дверях блиндажа,
расположенного на углу оврага и волжского откоса, стоял Батюк и наблюдал
происходившее.
Когда начальник связи пытался шагнуть вперед, Батюк, гакая, кричал:
"Огонь!" - и немец, как по заказу, пускал мину.
Батюк заметил Березкина и крикнул ему:
- Здорово, сосед!
Эта проходка по пустынной тропинке по существу своему была ужасным,
смертным делом, - немцы, выспавшись и покушав фрюштик, наблюдали за
тропинкой с особым интересом, садили, не жалея припасов, по всякому. На
одном из поворотов Березкин постоял у груды скрапа и, промерив глазом
лукаво задумавшееся пространство, проговорил:
- Давай, Глушков, беги первый.
- Что вы, разве можно, тут снайпер у них, - сказал Глушков.
Перебегать первым опасное место считалось привилегией начальников,
немцы обычно не успевали открыть огонь по первому бегущему.
Березкин оглянулся на немецкие дома, подмигнул Глушкову и побежал. |