|
Когда он подбежал к насыпи, закрывавшей обзор из немецких домов, за спиной его четко чокнуло, щелкнуло - немец стрельнул разрывной пулей. Березкин, стоя под насыпью, стал закуривать. Глушков побежал длинным, быстрым шагом. Очередь резанула ему под ноги, казалось, с земли взлетела стайка воробьев. Глушков метнулся в сторону, споткнулся, упал, вновь вскочил и подбежал к Березкину. - Чуть не срезал, - сказал он и, отдышавшись, объяснил: - Я думал подгадать, он вас пропустил и с досады сигарету закуривать станет, а он, холера, видно, некурящий. Глушков пощупал обкромсанную полу ватника и обматерил немца. Когда они подошли к командному пункту батальона, Березкин спросил: - Подранило, товарищ Глушков? - Он мне каблук отгрыз, совсем раздел, подлец, - сказал Глушков. Командный пункт батальона находился в подвале заводского магазина "Гастроном", и в сыром воздухе стоял запах квашеной капусты и яблок. На столе горели два высоких светильника из снарядных гильз. Над дверью был прибит плакат: "Продавец и покупатель, будьте взаимно вежливы". В подвале размещались штабы двух батальонов - стрелкового и саперного. Оба комбата, Подчуфаров и Мовшович, сидели за столом и завтракали. Открывая дверь, Березкин услышал оживленный голос Подчуфарова: - Я разбавленный спиридон не люблю, по мне бы его вовсе не было. Оба комбата поднялись, вытянулись. Начальник штаба спрятал под груду ручных гранат четвертинку водки, а повар заслонил своим телом судака, о котором минуту назад беседовал с ним Мовшович. Вестовой Подчуфарова, сидевший на корточках и собиравшийся поставить по указанию своего начальника на патефонный диск пластинку "Китайская серенада", вскочил так быстро, что успел лишь скинуть пластинку, а патефонный моторчик продолжал жужжать вхолостую: вестовой, глядя прямым и открытым взором, как и следовало боевому солдату, ловил уголком глаза злой взгляд Подчуфарова, когда проклятый патефон особенно трудолюбиво подвывал и курлыкал. Оба комбата и остальные, причастные к завтраку, хорошо знали предрассудок начальников: старшие полагали - батальонные люди должны либо вести бои, либо глядеть в бинокль на противника, либо размышлять, склонившись над картой. Но ведь люди не могут двадцать четыре часа стрелять, говорить по телефону с ниже- и вышестоящими, - надо и покушать. Березкин покосился в сторону журчащего патефона и усмехнулся. - Так, - сказал он и добавил: - Садитесь, товарищи, продолжайте. Слова эти имели, возможно, обратный, а не прямой смысл, и на лице Подчуфарова появилось выражение грусти и раскаяния, а на лице Мовшовича, командовавшего отдельным саперным батальоном и потому непосредственно не подчиненного командиру полка, выражение одной лишь грусти, без раскаяния. Примерно так же разделились выражения лиц, подчиненных им. Березкин продолжал особо неприятным тоном: - А где судак ваш на пять килограмм, товарищ Мовшович, о нем уж в дивизии все знают. |
