В старинных
предрассудках, ошибках, неточностях, словно в коконах, столетиями спала
истина.
Мир стал неевклидовым, его геометрическая природа формировалась массами
и их скоростями.
С нараставшей стремительностью шло научное движение в мире,
освобожденном Эйнштейном от оков абсолютного времени и пространства.
Два потока - один, стремящийся вместе со Вселенными, второй,
стремящийся проникнуть в атомное ядро, - разбегаясь, не терялись один для
другого, хотя один бежал в мире парсеков, другой мерился миллимикронами.
Чем глубже уходили физики в недра атома, тем ясней становились для них
законы, определяющие свечение звезд. Красное смещение по лучу зрения в
спектрах далеких галактик породило представление о разбегающихся в
бесконечном пространстве Вселенных. Но стоило предпочесть конечное
чечевицеобразное, искривленное скоростями и массами пространство, и можно
было представить себе, что расширением охвачено само пространство,
увлекающее за собой галактики.
Штрум не сомневался, нет в мире человека счастливей ученого... Иногда -
утром, по дороге в институт, и во время вечерней прогулки, и вот сегодня
ночью, когда он думал о своей работе, - его охватывало чувство счастья,
смирения и восторга.
Силы, наполняющие Вселенную тихим светом звезд, высвобождались при
превращении водорода в гелий...
За два года до войны два молодых немца расщепили нейтронами тяжелые
атомные ядра, и советские физики в своих исследованиях, придя другими
путями к сходным результатам, вдруг ощутили то, что сто тысяч лет назад
испытал пещерный человек, зажигая свой первый костер...
Конечно, в двадцатом веке главное направление определяет физика... Вот
так же, как в 1942 году направлением главного удара для всех фронтов
мировой войны стал Сталинград.
Но следом, вплотную, по пятам, шли за Штрумом сомнения, страдание,
неверие.
18
"Витя, я уверена, мое письмо дойдет до тебя, хотя я за линией фронта и
за колючей проволокой еврейского гетто. Твой ответ я никогда не получу,
меня не будет. Я хочу, чтобы ты знал о моих последних днях, с этой мыслью
мне легче уйти из жизни.
Людей, Витя, трудно понять по-настоящему... Седьмого июля немцы
ворвались в город. В городском саду радио передавало последние известия, я
шла из поликлиники после приема больных и остановилась послушать, дикторша
читала по-украински статью о боях. Я услышала отдаленную стрельбу, потом
через сад побежали люди, я пошла к дому и все удивлялась, как это
пропустила сигнал воздушной тревоги. И вдруг я увидела танк, и кто-то
крикнул: "Немцы прорвались!"
Я сказала: "Не сейте панику"; накануне я заходила к секретарю
горсовета, спросила его об отъезде, он рассердился: "Об этом рано
говорить, мы даже списков не составляли". |