Изменить размер шрифта - +
   В    старинных
предрассудках, ошибках, неточностях, словно в  коконах,  столетиями  спала
истина.
   Мир стал неевклидовым, его геометрическая природа формировалась массами
и их скоростями.
   С  нараставшей  стремительностью   шло   научное   движение   в   мире,
освобожденном Эйнштейном от оков абсолютного времени и пространства.
   Два  потока  -  один,  стремящийся  вместе   со   Вселенными,   второй,
стремящийся проникнуть в атомное ядро, - разбегаясь, не терялись один  для
другого, хотя один бежал в мире парсеков, другой  мерился  миллимикронами.
Чем глубже уходили физики в недра атома, тем  ясней  становились  для  них
законы, определяющие свечение звезд. Красное смещение  по  лучу  зрения  в
спектрах  далеких  галактик  породило  представление  о  разбегающихся   в
бесконечном  пространстве  Вселенных.  Но  стоило   предпочесть   конечное
чечевицеобразное, искривленное скоростями и массами пространство, и  можно
было  представить  себе,  что  расширением  охвачено  само   пространство,
увлекающее за собой галактики.
   Штрум не сомневался, нет в мире человека счастливей ученого... Иногда -
утром, по дороге в институт, и во время вечерней прогулки, и  вот  сегодня
ночью, когда он думал о своей работе, - его  охватывало  чувство  счастья,
смирения и восторга.
   Силы, наполняющие Вселенную  тихим  светом  звезд,  высвобождались  при
превращении водорода в гелий...
   За два года до войны два молодых  немца  расщепили  нейтронами  тяжелые
атомные ядра, и советские физики  в  своих  исследованиях,  придя  другими
путями к сходным результатам, вдруг ощутили то, что сто  тысяч  лет  назад
испытал пещерный человек, зажигая свой первый костер...
   Конечно, в двадцатом веке главное направление определяет физика...  Вот
так же, как в 1942 году  направлением  главного  удара  для  всех  фронтов
мировой войны стал Сталинград.
   Но следом, вплотную, по пятам,  шли  за  Штрумом  сомнения,  страдание,
неверие.



18

   "Витя, я уверена, мое письмо дойдет до тебя, хотя я за линией фронта  и
за колючей проволокой еврейского гетто. Твой ответ я  никогда  не  получу,
меня не будет. Я хочу, чтобы ты знал о моих последних днях, с этой  мыслью
мне легче уйти из жизни.
   Людей,  Витя,  трудно  понять  по-настоящему...  Седьмого  июля   немцы
ворвались в город. В городском саду радио передавало последние известия, я
шла из поликлиники после приема больных и остановилась послушать, дикторша
читала по-украински статью о боях. Я услышала отдаленную  стрельбу,  потом
через сад побежали люди,  я  пошла  к  дому  и  все  удивлялась,  как  это
пропустила сигнал воздушной тревоги. И вдруг  я  увидела  танк,  и  кто-то
крикнул: "Немцы прорвались!"
   Я  сказала:  "Не  сейте  панику";  накануне  я  заходила  к   секретарю
горсовета,  спросила  его  об  отъезде,  он  рассердился:  "Об  этом  рано
говорить, мы даже списков не составляли".
Быстрый переход