Дональд Уэстлейк. Жизнь наизнанкуДжон Арчибальд Дортмундер – 15
Телевидение существует для того, чтобы выступать по нему, а не для того, чтобы его смотреть.
1
Дортмундер не любил стоять на углу улицы. Мрачно выглядящий, с угловатыми плечами в одежде неизвестного бренда, он прекрасно понимал, на кого он был похож, когда подолгу стоял на одном месте на углу улицы — он был похож на человека, который явно что-то замышляет. Он выглядел настолько подозрительно, что любой коп сразу что-то заподозрил бы и, не разбираясь, потащил бы его в участок; ведь первоочередная задача была бы задержать парня. Именно поэтому Дортмундер не любил стоять на углу улицы: он терпеть не мог давать копам шанс воспользоваться своим положением. И тем не менее, вот он здесь, посреди рабочего апрельского дня, на виду, словно карбункул на бледном свету слабого весеннего солнца, такого же, как и в августе, слабого, но достаточно яркого, чтобы озарить какую-нибудь крупную деталь, например, Джона Дортмундера, который, оказывается, ждал такси. Но не любое такси. За рулем такси, которое он ждал, прежде чем стать известным бездельником, должна быть мама Стэна Марча; Стэн — парень, с которым Дортмундер проворачивал несколько дел. Главная специальность Марча — вождение; когда нужно было быстро откуда-нибудь смыться, лучше Стэна было не найти. А его мама водила такси; пожалуй, все можно списать на гены. Сегодня утром Стэн позвонил Дортмундеру и сказал: — Моей маме вчера предложили интересную сделку, она хочет увидеться и рассказать. — Что именно, анекдот что ли? — Нет, я думаю, у нее есть кое-что интересное для нас. Поэтому они запланировали встречу, которая еще пока не состоялась. Среди кашляющих автобусов и кряхтящих автофургонов доставки на Мэдисон авеню то и дело появлялись такси с веселыми мерцающими огоньками на крыше, говорящих о том, что машина свободна, но ни в одной из них за рулем не сидела мама Марча, поэтому Дортмундер не обращал на них внимания. Но вот, наконец, появилась машина, в которой мама Марча была за рулем. Такси завернуло и остановилось рядом с Дортмундером, который быстро запрыгнул на заднее сиденье, где уже уютно примостился Стэн, парень с рыжими волосами и скептически поднятой бровью. — Как дела? — спросил Дортмундер Стэна. А потом, посмотрев на отражение мамы Марча в зеркале заднего вида, поздоровался: — Доброе утро. — Доброе, — кивнула она. — Подождите-ка, давайте поедем по Восьмой авеню. Дортмундер кивнул. — Это куда нам надо? — Мне нужно попасть в пробку, — пояснила она, — тогда я могу рассказывать, и меня ничего не будет отвлекать. — Ааа. Хорошо. А пока мама Марча ехала по Тридцать седьмой улице в сторону пробки, Дортмундер снова повернулся к Стэну: — Как у нас дела идут? — Не думаю, что они у нас как-то идут, — ответил Стэн. — Похоже, мы застопорились. Последний раз, когда я заглянул в кошелек, понял, что там уже начал мох расти. — В анекдоте твоей мамы есть какая-нибудь коммерческая выгода? — Надеюсь. Мама хотела подождать и рассказать все сразу двоим. — Так ты не знаешь, в чем суть истории? — Нет. Мама хотела подождать и рассказать все сразу двоим. Так как разговор пошел по кругу, Дортмундер решил его закончить, уставившись на тусклое солнечное пятно за окном, пока мама Марча не повернула направо на Восьмую авеню, где сразу же попала в бесконечную блокировку, в рычание машин, то двигаясь — то нет — начиная от Пенна Стэйшна прямо до автобусного терминала Портового управления. |
