|
-- Он живет не здесь? -- спросил Клерфэ. -- Нет. У него тут поблизости дом. Допив свой стакан, Клерфэ встал. -- Поеду в гостиницу, хочу умыться. Где бы нам поесть вместе? -- Здесь. Мне можно будет посидеть с тобой -- у меня уже целую неделю нормальная температура. Запрещено выходить только после захода солнца. Кормят у нас неплохо. На больничную еду не похоже. Гостям дают даже легкое вино. -- Ладно. А когда? -- Когда захочешь. В девять мы ложимся. Совсем как дети? Правда? -- Нет, как солдаты. Отбой -- и крышка! Перед серьезной гонкой ведь тоже ложишься рано. Лицо Хольмана просветлело. -- Конечно, это можно рассматривать и так. x x x Женщина опять появилась в холле. Она направилась было к выходу, но ее остановила седая дама, которая чтото энергично сказала ей. В ответ та горячо произнесла несколько слов, круто повернулась и, увидев Хольмана, подошла к нему. -- Крокодилица не хочет меня выпускать, -- сердито прошептала она. -- Утверждает, что вчера у меня была температура. И что я не должна была кататься на санках. Она говорит, что ей придется сообщить обо всем Далай-Ламе, если я еще раз... Только теперь она заметила Клерфэ и замолчала. -- Это Клерфэ, Лилиан, -- сказал Хольман. -- Я вам про него рассказывал. Он приехал неожиданно. Прозрачные глаза женщины остановились на Клерфэ; казалось, она смотрит сквозь него. -- Откуда вы приехали? -- С Ривьеры. Клерфэ не понимал, зачем ей это надо знать. Она опять повернулась к Хольману. -- Крокодилица хочет уложить меня в постель, -- сказала она взволнованно. -- И Борис тоже. А как вы? Вы не ляжете? -- До девяти -- нет. -- Я тоже приду. После вечернего обхода. Я не дам себя запереть! Особенно сегодня ночью. Рассеянно кивнув Клерфэ, она вышла из холла. -- Тебе, наверно, все это кажется китайской грамотой. Далай-Лама -- это, разумеется, наш профессор. Крокодилица -- старшая сестра... -- А кто эта женщина? -- Ее зовут Лилиан Дюнкерк. Разве я тебе не говорил? Она бельгийка, ее мать была француженкой. Родители у нее умерли. -- Красивая женщина. Почему она так волнуется из-за пустяков? Хольман на минуту замялся. -- Так всегда бывает в санатории, когда кто-нибудь умирает, -- сказал он смущенно. -- Ведь мертвый уносит частицу тебя самого. Какую-то долю надежды. Умерла ее подруга. x x x Верхние этажи санатория отнюдь не походили на отель; то была больница. Лилиан Дюнкерк остановилась перед комнатой, в которой умерла Агнес Сомервилл. Услышав голоса и шум, она открыла дверь. Гроб уже вынесли. Окна были открыты, и две здоровенные уборщицы мыли пол. |
