«Деньги закончатся — сам приползёт извиняться», — решила она. Но она ещё подумает, прощать или нет. Можно будет побольше выторговать для того, чтобы отомстить за своего Павлика.

С такими мыслями Анна Игнатовна двигалась в сторону деревни Рыбреки, когда дорогу ей перекрыли химеры княгини Угаровой.

«Ах ты ж, сука! Всё-таки решила меня достать…»

* * *

Проверяющий со стороны императорского рода, прежде чем отпускать Анну Игнатовну восвояси уточнил у нас:

— Господа, имеются ли претензии к господам Светловым?

— Мы пока не составили своего мнения в целом, — ответил я, — с виду всё выглядит относительно пристойно, однако же ротация персонала вызывает у нас такие вопросы, как и у вас, Иван Иванович. Посему, мы планируем с княгиней остаться здесь с ночёвкой, и ещё завтрашний день потратить на внимательное изучение не только документации, но и вообще ситуации на заводе и на карьерах.

Анна Игнатовна порывисто надевала лайковые тончайшие перчатки, не скрывая своего раздражения:

— Мне здесь больше делать нечего. Если у нас останутся какие-либо претензии, то вы можете их прислать прямиком в столичную усадьбу рода, либо передать через Канцелярию Её Императорского Величества.

Светлова вышла, хлопнув дверью. На улице послышалось мерное урчание двигателя трицикла медленно удаляющееся от управы завода.

Княгиня попеременно смотрела на меня и на дверь, закрывшуюся за Светловой. Её пальцы перебирали резной набалдашник трости:

— Юра, ты уверен, что ты хочешь остаться?

Я вздохнул, потирая переносицу:

— Уверен, бабушка. Чувствую, что здесь что-то нечисто, но не могу пока понять что именно, — мои глаза скользнули по груде бумаг на столе. — Считайте это обострившейся интуицией или паранойей.

Наши подозрения подтвердились быстрее, чем ожидалось. Едва мы углубились в изучение документов, как в дверь робко постучали. На пороге стоял жилистый мужчина в чистой робе, нервно мявший в руках потрёпанную кепку.

— Ваше сиятельство, прошу прощения за то, что отвлекаю…

Судя по цвету и насыщенности ауры, это был воздушник ранга этак третьего-четвёртого. Вокруг него вились небольшие смерчи.

— Что случилось?

— Прошу прощения, ваше сиятельство. Меня зовут Пётр Громыкин. Я работаю на карьере «Красном» начальником бригады.

— Что же случилось, Пётр?

— Так это… ваше сиятельство. Тягач не приехал.

— Какой тягач?

— Ну так как-то в конце смены все работники с карьеров окольных съезжаются к заводу, а отсель нас в деревню портовую тягач отвозил. Там у нас общежития, бараки… семьи… И нет сегодня тягача, — Пётр беспомощно развёл руками.

— А тягачами вас Светловскими доставляли до того? Или иные какие? У кого бы узнать?

Как на беду, вся управа завода пустовала, разве что эхо не гуляло по кабинетам. А ведь были же служащие, когда мы только приехали осматривать завод и даже работали… или только создавали видимость работы. А как мы с карьеров вернулись, так пусто.

— Не знаем, ваше сиятельство, однако люди волнуются. Уже почти вечер на дворе, домой всем надобно.

Княгиня резко поднялась, её трость громко стукнула по полу:

— Это похоже на провокацию!

— Вот что, — сказал я Громыкину, — Пётр, собери-ка людей в одном просторном помещении для того, чтобы не разбредались по территории, а мы попробуем решить вопрос быстро. Заодно зайду познакомлюсь.

— Хорошо, ваше сиятельство, — кивнул тот, — если не выйдет быстро… хоть бы как-то телефонировать, сообщить, что все, ну, домой не воротимся, оно-то всяко бывает.