Стоило нам всем оказаться у входа в башню, как сверху на нас спикировала Василиса. Она сидела наверху, спрятавшись за зубчатой стеной донжона, и рванула к нам едва ли не со звуком, похожим на плач. Химера положила свою голову на плечо бабушке, едва не рыдая, а Елизавета Ольгердовна поглаживала свою питомицу, успокаивая. Даже не имеч канала связи с Васькой, по интонации и эмоциям чувствовалось, что существо жалуется. При этом химера поджимала одну переднюю лапу, правое крыло её было обгоревшим, в проплешинах на шерсти виднелись порезы и глубокие кровоточащие раны, а части когтей на передних лапах не было и вовсе. Вид бедной химеры оценили все.

Василиса жаловалась, что, пока пробиралась к башне, откуда её звала Мурка, ей тоже досталось, так же как и всем остальным. Но поскольку Васька пробиралась по воздуху, а не по земле, доставались ей дистанционно срабатывающие заклинания. А вот когти она потеряла, уже попытавшись приземлиться на саму башню. Видимо, защиту с воздуха тоже предположили, и она стоила бедной химере нескольких когтей и серьёзных ран, в том числе и крыла. Также Васька объясняла, что чувствует Мурку где-то на глубине метров десяти-двенадцати под землёй. А ещё Мурка совершенно перестала отвечать на какие-либо вызовы от Васьки.

Сама Василиса внутрь башни попасть не смогла — когда она попыталась протиснуться в маленькую бойницу-окошко, получила молнией в крыло, опалив его частично. Рисковать второй раз и терять второе крыло она не стала.

А ещё химера плакалась и извинялась за то, что не сообщила сразу бабушке о произошедшем. Она пыталась до нас дозваться, но мы пропустили этот момент. Оказывается, лаборатория в подвале была экранирована от всевозможных воздействий и вмешательств, в том числе и от общения с химерами. И если с точки зрения концентрации это было оправданное решение, то с точки зрения скорости реакции на опасности — не очень.

Пока княгиня всё это вываливала на императорскую чету, я осторожно решил прощупать крепость — не столько вход, сколько сквозь магическое зрение разглядывал всевозможные узоры, нанесённые на стены. Было там такое количество всевозможных завитушек, узлов и переплетений, что не было ни одного участка, похожего на форточку, сквозь который можно было бы пробраться. Так и кружил я вдоль стеночки в попытках отыскать хотя бы что-то, пока вдруг в одном из мест, разглядывая магическим зрением плетение, не споткнулся о самый обычный торчащий из-под земли вывернутый булыжник. Когда-то, видимо, здесь была мощёная мостовая из крупных каменных глыб, а сейчас, после огненной атаки, превратившей камень едва ли не в стекло или базальт, осталось всего несколько торчащих наружу булыжников. Переведя взгляд на него, я заметил, что на камне скрещиваются несколько очень толстых линий защиты в основании башни.

«Если уж паутина ослабевала от прерывания линий, то может и на камне сработает?» — подумалось мне.

Наступив на камень, я вдруг почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног, а свободное падение приняло в свои объятия.

Глава 18

Только что меня окружала темнота, как вдруг пространство взорвалось радужными бликами. Я оказался внутри мыльного пузыря, искрящегося и переливающегося. В постоянном движении и сквозь радужные блики удалось рассмотреть, что я оказался в огромном каминном зале — такие обычно находились на первых этажах донжонов.

Главенствующее место в зале занимал камин-великан из чёрного мрамора без единой прожилки. И какой это был камин! Не камин, а произведение искусства: вместо массивных грубых плит на нём были вырезаны всевозможные чудесные твари, начиная от ветвисторогих оленей, заканчивая кабанами-секачами. Но это был лишь первый ранг — животные обычные. Чем выше от топки к воздуховоду поднимался мой взгляд, тем яснее становилось, что каждый следующий ряд животных терял привычные человеческому глазу черты и приобретал всё более и более сюрреалистичные слияния животных черт.