Добродетель - и не надо здесь обманываться! - не имеет бесспорной ценности,
это лишь образ поведения, который меняется в зависимости от климата и,
следовательно, не более реален, чем нравы, принятые в одной стране и не
принятые в другой. Значит только то, что полезно для любого возраста, для
любого народа, во всех странах, можно назвать по-настоящему хорошим; то, что
не отличается неоспоримой полезностью и непрерывно изменяется, не может
претендовать на такое звание. Вот почему теисты, создавая свою химеру,
возводят незыблемость в число достоинств Бога. Но добродетель совершенно
лишена такого свойства. Существуют добродетели не только религии, моды,
обстоятельств, темперамента, климата, но и зависящие of режима правления.
Например, добродетели революции весьма далеки от того, что дорого народу
спокойному. Брут, величайший из мужей в условиях республики, был бы
колесован в монархической стране;
Ла Барр {Ла Барр - 19-летний аристократ, обвиненный в осквернении
распятия}, казненный при Людовике XV, возможно заслужил бы великих почестей
несколько лет спустя. Вообще нет на земле двух народов, которые были бы
добродетельны на один манер, выходит, за добродетелью не стоит ничего
реального, ничего изначально хорошего, и она не заслуживает нашего
поклонения. Ею надо пользоваться как простым инструментом, притворно
принимать добродетель страны, в которой живешь, чтобы те, кто практикует ее
по убеждению или по государственной необходимости, оставили тебя в покое, и
чтобы эта добродетель в силу своего могущества предохраняла тебя от
покусительства людей, проповедующих порок. Но повторяю еще раз: все это
зависит от обстоятельств и не свидетельствует в пользу непререкаемости.
Впрочем, есть добродетели непереносимые для некоторых людей. Порекомендуйте
целомудрие распутнику, воздержанность - пьянице, благодушие - жестокому
злодею, и вы увидите, как природа, более могущественная, чем ваши советы и
ваши законы, сломает все оковы, которые вы хотите навязать, и вам придется
признать, что та добродетель, которая противоречит страстям или клеймит их,
может сделаться очень опасной. Такое произойдет с людьми, которых я
упомянул, и они конечно предпочтут пороки, ибо это единственные способы или
состояния, лучше всего соответствующие их физической или моральной
конституции. Согласно этой гипотезе полезными можно назвать пороки. Иначе
как может быть полезной добродетель, если вы считаете таковым какой-нибудь
порок? Вам внушили, что добродетель полезна для других и в этой связи она
хороша, так как если я делаю только то, что хорошо для других, в свою
очередь я должен получить от них только хорошее, то есть доброе. Берегись,
Жюстина: это элементарный софизм. За малую толику добра, которое я получаю
от других по той причине, что они практикуют добродетель в ответ на мое
вынужденное добро, я лишаю себя тысячи нужных мне вещей: стало быть, -
отдавая много и получая мало, я проигрываю; я испытываю много зла от
лишений, которые терплю, чтобы оставаться добродетельным, оттого, что не
получаю соответствующего вознаграждения. |