|
Прощайте... Мое отвращение к Сицилии удвоилось после того ужасного события и, почувствовав, что в будущем ничто на свете не удержит меня здесь, я продал свое поместье, перерезав горло всем предметам из моего сераля и даже Клементии, несмотря на ее исключительную привязанность ко мне. Пораженная моей жестокостью и неблагодарностью, увидев с ужасом, что я приготовил ей более мучительную смерть, чем остальным, она осмелилась обратиться ко мне с упреками. - Эх, Клементия, - сказал я ей, - как же плохо ты знаешь распутников, если не веришь в то, что я придумал для тебя такую смерть! Разве тебе не известно, что признательность, которой ты собираешься навьючить мою душу, является для ее истертых пружин еще одним толчком к преступлению, и если я, убивая тебя, испытаю печаль или угрызения, то это будет оттого, что не смог мучить тебя сильнее? Она умерла на моих глазах, и я прекрасно кончил. Я отплыл в Африку с намерением присоединиться к варварам тех опасных стран, чтобы сделаться, если смогу, в тысячу раз более жестоким, чем они. Но именно тогда меня коснулось непостоянство судьбы, которая показала мне свою изнанку: воистину, хотя ее рука почти всегда благоволит к злодеям, те, кто были палачами, должны стать в свою очередь жертвами, когда появляются более сильные злодеи... Впрочем, эта истина не годится для добродетели, ибо, судя по моему рассказу, ее всегда кто-нибудь терзает и преследует, но она, эта истина, учит нас, что человек, будучи, по своей слабости, игрушкой всех капризов фортуны, должен противостоять им, если он не сумасшедший, только терпением и мужеством. Я сел в Палермо на небольшое легкое судно, которое нанял для себя одного. Доплыл до скал Куля, мы заметили вдалеке берега Африки. А чуть дальше нас атаковал пиратский корабль, и мы сдались без сопротивления. В один миг, друзья мои, я лишился и богатства и свободы; в одну минуту я потерял все, чем более всего дорожат люди. Увы, сказал я себе, когда меня заковали в цепи, если бы эти неправедно скопленные деньги попали в лучшие руки, может быть, я примирился бы с судьбой, но найдут ли они лучшее применение у негодяев, которые рыскают в этих водах только для того, чтобы пополнить гарем тунисского бея? Будет ли им лучше у них, чем у меня, потому что я также купил бы на них сераль? Где же она, высшая справедливость судьбы? Но в конце концов я решил, что это лишь один из ее капризов: сегодня он меня разорил, а завтра другой поможет мне. За несколько часов мы доплыли до Туниса. Мой пират привел к бею, который приказал своему "бостанги" отправить меня на работу в сады, а мои богатства были конфискованы. Я начал увещевать, просить - мне дали понять, что я - служитель религии, которая ужасает Магомета, и что мне лучше молчать и хорошо работать. |
