|
Я начал увещевать, просить - мне дали понять, что я - служитель религии, которая ужасает Магомета, и что мне лучше молчать и хорошо работать. Мне было только тридцать два года - довольно цветущий возраст, - и хотя мои утехи измотали меня, я чувствовал в себе достаточно сил, чтобы терпеливо переносить свою судьбу. Я скверно питался, мало спал, много работал, но если в моем физическом состоянии произошли какие-то изменения, мой дух - говорю об этом, не хвастаясь - совершенно не пострадал, и в мыслях у меня по-прежнему была похоть и злоба {Эти пороки обостряются с возрастом, но не стареют. Ослабевают силы, чтобы осуществлять их на деле, часто истощаются средства, но их неистребимая суть остается прежней. Она даже усиливается вместо того, чтобы исчезнуть (Прим автора.)}. Иногда я смотрел на стену сераля, у подножия которых трудился, и думал: да, Жером, у тебя тоже был сераль и много очаровательных жертв в нем, и вот ты сам, из-за своей оплошности, принужден служить тем, с кем ты соперничал. Однажды вечером, предаваясь таким грустным мыслям, я заметил записку, упавшую к моим ногам, и поспешно подобрал ее. О, Небо! Каково было мое удивление, когда я узнал почерк и увидел имя Жозефины... той самой несчастной, которую я продал в Берлине с уверенностью, что она станет жертвой извращенного убийства. "Приятно платить добром за зло (говорилось в записке). Вы полагали, что я погибну от рук злодея и с этой целью продали меня, однако моя звезда охранила меня от ужасной судьбы, которую вы мне предназначили. И если мне суждено быть счастливой, так это будет в тот момент, когда я разорву ваши цепи. Завтра, в этот же час, вы получите в знак моих чувств к вам кошелек с тремястами веницианскими цехинами и портрет той, которая когда-то любила вас... В нем будет письмо, оно подскажет вам средства спасти нас обоих. Прощайте, чудовище... которого я все еще люблю против своей воли; если ты не отвечаешь мне тем же, по крайней мере уважай ту, которая мстит тебе только благодеяниями. Жозефина". О непостижимые движения самого ужасного из всех характеров! Моей первой мыслью было отчаяние оттого, что от жуткой смерти спаслась жертва, которую я на это осудил; второй мыслью была досада: я буду чем-то обязан женщине, над которой всегда хотел только властвовать. Ну ладно, решил я, примем сей дар судьбы, главное - вырваться отсюда. Когда я воспользуюсь ею, она узнает, что такое моя признательность. Вторая записка, деньги, портрет - все я получил в назначенный час. Я поцеловал деньги, плюнул на портрет и жадно прочитал письмо. Меня извещали, что Жозефина владеет значительным состоянием, которое я могу разделить вместе с ней, если пожелаю и, особенно, если заслужу это; что я должен немедленно отправиться в указанное место к хозяину судна, который ждет, и договориться с ним о цене за переправку нас обоих в Марсель и о том, какие следует принять для этого меры. Я помчался к этому человеку и получил от него утешительные разъяснения. |
