Я внимательно посмотрела на неё. Она была, пожалуй, чересчур полна, но для своих сорока шести лет она хорошо сохранилась; грудь её всё ещё была высока и красива, на её вечно улыбающемся лице не было морщин, и оно как нельзя лучше гармонировало с её бордовыми или фиолетовыми бархатными платьями, замысловатыми головными уборами и массивными золотыми перстнями.

— Как вы можете так поступать? — спросила я её наконец. — Играть роль сводни при жене вашего собственного сына? Как вы можете?

Она заколебалась, и её улыбка вдруг сделалась добрее, чем та, словно приклеенная, заученно очаровательная улыбка, которую я привыкла видеть на её лице.

— В этом мире нам, женщинам, приходится нелегко, милая моя Джулия. — Она говорила так же откровенно, без экивоков, как и я. — Я родилась не такой красавицей, как ты, но я всё же как-то устроилась. А если мир жесток даже к молодым женщинам, то ты даже представить не можешь, как он безжалостен к вдовам и сиротам. Мой Орсино для меня большое утешение, он свет моих очей, но в нём нет огня, и сам он дорогу себе не пробьёт. — Она ласково посмотрела на маленького Джоффре. — Чтобы продвинуться, ему понадобится помощь.

— Выходит, так вы ему помогаете?

— Он только что получил управление городком Карбоньяно, — отвечала мадонна Адриана. — Премилое местечко, и к тому же процветающее. Возможно, потом он выберет военную карьеру. Быть может, на этой стезе его ждёт успех. И всё это благодаря моему кузену Родриго — он всегда о нас заботился. Примерно так же, как твой брат Сандро заботится о тебе. Ну а я взамен забочусь о Родриго. — Она улыбнулась, сняла руку с плеча Джоффре и нежно пощекотала меня под подбородком. — А теперь почему бы не прогуляться к конюшням, моя дорогая? Родриго тебе кое-что прислал. Думаю, ты всё-таки по нему немного скучаешь, а?

Да. Её внезапное мягкосердечие так меня ошеломило, что я едва себя не выдала. Да, я почти скучала по кардиналу. В последние дни я ловила себя на том, что чересчур много времени думаю о том, как его большой палец скользил по кончикам моих пальцев. Строго говоря, это не считалось грехом — во время приветствия мужчина мог коснуться руки замужней женщины, не нарушая никаких приличий. Но это было одним из тех «негрехов», о которых я решила не рассказывать на исповеди. Расскажи я об этом, и каким-то образом окажется, что это всё-таки грех, причём в нём виновата я сама, и тогда мне придётся ближайшие две недели провести на коленях, замаливая то, в чём не было никакой моей вины.

Видя, что я молчу, мадонна Адриана снова улыбнулась.

— Спустись в конюшни, голубушка. — Её доброта действовала на меня ещё более обескураживающее, чем её прежнее самодовольство.

— Ого! — послышался со двора конюшен юношеский, полный откровенного восторга голос и отвлёк меня от тревожащих душу мыслей.

«Убирайся, Хуан», — подумала я. Средний сын кардинала постоянно докучал мне в последнее время, слоняясь поблизости, бросая на меня плотоядные взоры и поднимая брови, пытаясь придать своему лицу выражение, которое он явно считал соблазнительным. Однако когда я заглянула за нос своей новой кобылы, то увидела, что молодой человек, заглянувший со двора в конюшню, любовался моею лошадью, а отнюдь не мною. И ещё я увидела, что это не Хуан.

— Стало быть, вам нравится моя лошадь? — Я вышла из-за её корпуса и оказалась вся на виду.