— Стало быть, вам нравится моя лошадь? — Я вышла из-за её корпуса и оказалась вся на виду. — Думаю, она вам понравилась больше, чем я.

Орсино Орсини, мой муж, только что разглядывавший суставы моей кобылы, выпрямился и, раскрыв рот, воззрился на меня. На нём был кожаный костюм для верховой езды и сапоги, побелевшие от пыли сухих летних дорог; его светлые волосы были взлохмачены, а рукава высоко закатаны, так что видны его худые юношеские руки. В одной руке он держал шапку, в другой — поводья своего мерина. Конь выглядел таким же запылённым и усталым, как и он сам.

— Вы приехали из Карбоньяно? — Мой голос прозвучал ясно и спокойно, и я была этому рада.

— Да, ну в общем — да.

— Я слыхала, что Карбоньяно очень мил. — Я погладила серый бархатистый нос своей кобылы. — Правда, я его ещё не видела.

Он покраснел.

— Да, он очень мил.

— Далёкая прогулка для самой жаркой поры лета. — С приходом июля солнце обрушилось на Рим, точно тяжёлый молот, проложив поперёк улиц полосы ослепительного, жаркого летнего света и подняв смрадные испарения из сточных канав. Все здравомыслящие горожане сидели по домам, в тенистых крытых галереях, с кубками охлаждённого вина или лимонной воды. — Что привело вас в Рим? — спросила я и добавила: — Муж мой?

Он посмотрел на лежащую у нас под ногами солому, нервно перебирая между пальцев поводья своего коня.

— За мною послала матушка. Она считает, что раз Папа того и гляди умрёт, мне надо быть здесь — поскольку именно в Ватикане вершатся все важные дела, мне может быть очень выгодно оказаться рядом.

Эти слова вызвали в моей душе волну горячей ярости. Итак, его вызвала сюда матушка, да? Он получил письмо от своей мамочки и прыг-скок — мигом явился сюда аж из Карбоньяно? Я, ничего не видя от бешенства, машинально гладила атласное плечо моей кобылы, понимая, что сейчас все помощники конюхов, затаив дыхание, подслушивают наш разговор. Да и как можно не подслушивать — рогатый муж наконец-то встретился лицом к лицу со своей неверной женой; это было развлечением ничуть не хуже, чем травля медведя или бой быков. Ну, кто бы отказался подслушать?

Я повернула голову и посмотрела на юнца, который снова и снова ворошил одну и ту же кучу соломы у лестницы, ведущей на сеновал, на двух конюхов, вдруг решивших, что ближайшее к Орсино стойло нуждается в немедленной чистке, на ещё четверых конюхов, бессмысленно возящихся со сбруей и мешками овса.

— Оставьте нас.

Они вышли гуськом, явно разочарованные.

— Они все считают, что я любовница кардинала Борджиа. — Я посмотрела своему мужу прямо в глаза. — Разумеется, все в Риме уже начинают так думать. Люди глазеют на меня, когда я хожу к мессе — вы об этом знали? Они хихикают, прикрывая лица молитвенниками, и воображают, будто я их не слышу. Хвала Пресвятой Деве, что весь последний месяц мой брат Сандро находится в Перудже, иначе он давно стоял бы у двери с рапирою в руках. Как и полагается брату.

Орсино, стараясь избегать моего взгляда, повёл своего усталого мерина мимо меня в одно из свободных стойл.

— Но конечно, я думала, что у двери с рапирою в руках должен стоять мой муж, — продолжила я, — если речь идёт о защите моей чести.

Он начал расстёгивать подпругу своего коня.

— А не должен вас видеть, — пробормотал он, возясь с пряжками. — Матушка сказала, я не должен здесь останавливаться — только поставить лошадь в конюшню, а потом уехать к родственникам, чтобы не...

— Чтобы вы даже не увидели меня? — Я провела кобылу в стойло рядом с Орсино. — Но ведь я ваша жена.

— Нет, не по-настоящему. Всё было устроено иначе, это было очень...