Погоня действительно могла продолжиться тотчас же, до темноты еще было далеко, но толпа уже утратила воинственный пыл. Все потянулись обратно в деревню, неся раненых собак и, в качестве малого подтверждения триумфа, тушу волчицы — «супружницы оборотня». Некоторые крестьяне шепотом клялись себе, что вообще-то в гробу они видали такую охоту и больше их на нее не заманишь; другие угрюмо обдумывали меры, которые надлежит предпринять для защиты своих стад от волков. Лишь Куэльяк думал о том, что ему понадобится для продолжения охоты: лучшее оружие, натасканные на волков свирепые собаки… А также, конечно, придется заказать молебен и освятить в церкви какой-нибудь из охотничьих амулетов — без этого с Loup Garou, всем известно, сладу нет…

* * *

Тем временем тот, кого они называли Loup Garou, вскачь несся через лес, пересекал болота — и мрачно, без страха ждал, когда же до него опять донесется собачий лай и медноголосая перекличка охотничьих рогов. Но преследователи не возобновили погоню: слишком дорогую цену они заплатили за свой малый успех. На сегодня этого оказалось более чем достаточно и для псов, и для людей.

Мало что известно о его дальнейшем маршруте: он был вычислен куда позже, по следам и случайным наблюдениям. Так или иначе, зверь достиг окрестностей маленького церковного прихода Марвежоль; и хотя к тому времени он давно уже должен был проголодаться, но упорно игнорировал такую легкодоступную и заманчивую для обычного волка добычу, как овцы и телята, временами попадавшиеся ему на пути. Уже в Марвежоле, перемахнув очередную изгородь, огромный волк наконец вновь встретил человека. Это был местный священник Мюрат, безобидный толстенький коротышка, который в сопровождении своего спаниеля возвращался с вечерней службы домой, уже мысленно предвкушая ожидающий его ужин. Спаниель успел тревожно тявкнуть — и на этом его жизнь оборвалась. Покончив с собакой, волк-великан бросился на маленького священника, схватил его за горло и одним движением челюстей исторг его душу из тела.

Как ни странно, он не приступил к трапезе сразу, а сперва возлег рядом с загрызенным человеком, как пустынный лев рядом со своей добычей, и какое-то время лежал так, словно бы созерцая дело клыков своих. Лишь потом, разорвав на священнике сутану, принялся есть его мясо и лакать жестким языком кровь; он насыщался, пока не отяжелело брюхо. Затем вновь бесшумно преодолел изгородь и исчез.

Уже стемнело, когда встревоженные слуги из дома священника отправились на поиски хозяина и нашли его обезображенное тело. И лишь через два дня опытные охотники смогли проследить путь зверя, опросить двух случайных очевидцев («Да, огромный волк… Темной масти… С черной мордой… С тремя светлыми полосами вдоль ребер…») — и осознать, что убийство совершил тот самый Loup Garou, он же La Bête: оборотень-людоед, который уже был виновен в гибели одного человека. Волна ужаса, прокатившаяся по округе после известия об ужасной смерти Коэльяка, не шла ни в какое сравнение с новой волной, порожденной убийством священника.

Впоследствии несчастный Мюрат был причислен к лику святых. Иные говорили, что это правильно, ибо священник, безусловно, пал жертвой дьявола, принявшего облик волка. Другие же возражали: от дьявола священнослужитель как раз должен был оберечься крестом и молитвой, а вот против хищного зверя эти средства не помогают.

* * *

Так или иначе, вскоре была объявлена новая облава, на сей раз уже от имени Церкви, увеличившей приз до тридцати ливров.