Ближе к полудню сквозь лай охотничьих свор прорезался звонкий сигнал рога, извещавший, что волки появились в поле зрения. Это была та самая пара: почти черный самец-исполин и серая волчица обычных размеров. Виновники вчерашнего нападения.

Затем последовал милый сердцу любого охотника торжествующий рев нескольких свор, разом бросающихся на близкую добычу. Но через считанные секунды он сменился отчаянным многоголосым тявканьем; это и отрывистые сигналы рогов свидетельствовали: что-то пошло не так, совсем не так!

Погоня оказалась короткой: меньший волк был слишком тяжело ранен, чтобы быстро бежать, а больший его не оставил. Поэтому они изготовились к бою — и выбрали для этого очень удачное место в густом кустарнике, с двух сторон огороженном скалами. Большой волк выдвинулся вперед, меньший подстраховывал его. Собаки окружили их и буквально утопили в море звуков, но лай, сколь угодно громкий, на волков впечатления не производил, а приблизиться вплотную псы не рисковали — волчьи челюсти щелкали так грозно, что становилось ясно: первых, кто сунется, ждет верная смерть.

Куэльяк обогнул место грозящего завязаться побоища по дуге и начал карабкаться на одну из скал. У некоторых охотников, включая его, были арбалеты, кое у кого — ружья с кремневыми замками, а один даже запасся мушкетоном с широким раструбом. Но все это, особенно мушкетон, сейчас представляло опасность скорее для собак, чем для волков… Куэльяк надеялся, что сверху откроется возможность для более прицельной стрельбы.

Взобравшись на скалу, он осмотрелся. Отсюда он не видел большого волка, но зато хорошо различал меньшего, на трех лапах делавшего отважные выпады в сторону собак.

Куэльяк прижал арбалет к плечу и нажал на спуск. Прицел был точен: маленький волк испустил почти человеческий крик боли. Большой метнулся к нему, ухватил зубами хвостовик стрелы, вошедшей почти до оперения, одним рывком выдернул ее из тела — но меньший волк, сраженный насмерть, уже оседал на землю. Тогда его напарник, больше не думая об обороне, ринулся прямо на псов, сразу посеяв в их рядах ужас и гибель.

— Стреляйте! — крикнул Куэльяк остававшимся внизу охотникам. — Или мы сейчас потеряем всех собак!

Охотники не выстрелили, но бросились вперед, поддерживая свору всем бывшим у них оружием. Волк увидел, как над головами собак поднялись ружейные стволы и частокол копий; он теперь был один, вокруг него лежало несколько вражеских трупов, мужество его оставалось непоколебимым, но защищать ему было уже некого, а путь вперед перекрыт, так что пришлось выбрать отступление. Огромным прыжком он вышел из окружения и понесся прочь: совершенно невредимый, но полный ярости, обезумевший от потери, с жаждой мести в глубине своей дикой неукротимой души. Эта жажда вскоре станет главным его чувством.

* * *

Охотники, торопясь и мешая друг другу, накладывали пострадавшим псам повязки, смазывали бальзамом прокусы от страшных клыков. Нескольким было уже не помочь, но раненых оказалось больше.

Осмотрели и убитого зверя, действительно оказавшегося волчицей, причем настолько крупной, что при других обстоятельствах она и сама могла бы показаться чудовищем, но рядом с ее исполинским спутником любой волк выглядел мелким. Стрела нанесла ей смертельную рану, а пострадавшая лапа, несомненно, была пробита острием посоха Куэльяка-отца.

— Да, — подтвердил Куэльяк-сын, — наверняка это мой папаша сумел отомстить за себя. И еще скажу вам: адский зверь, главный его убийца, — это тот черный звереныш, дьяволово семя, которого я помимо воли пощадил день в день три года назад.