* * *

Так или иначе, вскоре была объявлена новая облава, на сей раз уже от имени Церкви, увеличившей приз до тридцати ливров. На охоту вышел весь приход Марвежоль, объединявший несколько деревушек; многие окрестные сеньоры присоединились к охотником вместе со своими сворами гончих и отрядами вооруженных слуг. Но не было обнаружено ни шерстинки La Bête.

Поиски продолжались месяц, потом сами собой сошли на нет. Распространилось негласное мнение, что после того, как была убита волчица, ее демонический супруг не мог долго оставаться во плоти и, успев еще до истечения суток напасть на священника, вскорости расточился, исчез из мира смертных. В самом деле: ведь он же был не обычным волком из мяса и костей, а оборотнем, нечистой силой, порождением Тьмы!

Большую часть лета в тех краях волки не причиняли особого урона даже стадам, о нападениях на людей и речи не шло. Постепенно все успокоились. И тогда снова пришла ужасная весть: исполинский волк напал на двух крестьян, выкашивавших луг возле Ле Вегин, растерзал обоих, частично сожрал их трупы — и исчез, не оставив и следа, словно в самом деле был демоном.

Тут же была организована еще одна бесполезная облава, а потом несколько следующих. Они доказали только одно: людоед обзавелся привычкой сразу после убийства откочевывать на пятьдесят-шестьдесят миль, чтобы затем посеять горе в совсем не ждущей этого отдаленной деревне.

Осень и первые месяцы зимы подтвердили: La Bête сделался «профессиональным» людоедом. Он убил и сожрал уже свыше дюжины человек, ни разу не возвратившись к телу своей жертвы.

Зима 1764 года выдалась морозной и многоснежной. В окрестностях человеческого жилья начали появляться волки, их сделалось намного больше, чем в прежние зимы, потому что глубокий снег, покрывший горные склоны, заставил хищников сбиваться в стаи и искать пропитание в заселенных людьми долинах. Вогезы и Верхние Севенны наполнились слухами о нападениях на овец, иногда при этом гибли и пастухи. Да, такое случалось; но если пастух оказывался убит и съеден, а овцы нетронуты, то люди знали: это работа La Bête.

* * *

В это время весь славный город Ним больше всего интересовался новостями, исходившими из окружения одной богатой наследницы. Ее отец принадлежал к вершинам торговой аристократии Марселя, корабли его совершали успешные плавания в семи морях, а шелковые фабрики словно бы производили не шелк, а непосредственно золото. Эти фабрики были расположены в Марселе, но он счел этот город слишком купеческим и, ведя дела по-прежнему там, выстроил замок в благородном Ниме, где и проводил досуг вместе с семьей.

Он считался самым богатым человеком в Южной Франции. Уже ходили слухи, что король, в благодарность за крупную финансовую услугу, оказанную во время недавней кампании с Голландией, намерен подкрепить статус этого торгового аристократа настоящим аристократическим титулом, тем самым полностью уравняв его с провансальской знатью. Однако тут, на вершине свершений, этого торговца унесла смертельная болезнь — а его единственное дитя, прекрасная Ивонна, унаследовала несметное богатство.

У нее был добрый десяток поклонников, блестящих молодых людей из лучших семейств. Прозвание Ивонны — Belle Provence, «провансальская красавица» — полностью соответствовало действительности: она была поистине прекрасна, а вдобавок еще и умна… но, увы, совершенно бессердечна.

Ее поклонники, юные дворяне, были образцами галантности, и когда они собирались вокруг девушки на грандиозных балах, она была равно любезна со всеми. Вот так, расточая любезности, Ивонна вдруг мимоходом заметила, что все ухажеры милы ей, но никого она не любит; однако, возможно, сумеет влюбиться (а там, глядишь, и вступить в брак!) в того из них, кто принесет ей голову La Bête. Но этот приз он должен добыть самолично: без помощи толпы вооруженных слуг или наемных охотников!

Услышав эти слова, пылкий молодой Руссильон опустился на одно колено и, прижав руку к сердцу, горячо воскликнул:

— О, прекрасная владычица моей души! Требую права первой попытки.