Вечернее совещание встряхнуло всех.

– Если полковник Моллер решится, то поднимется весь наш Финляндский полк, – сказал капитан Репин.

– Да чтобы поднять нижних чинов, достаточно одного решительного капитана! – воскликнул Рылеев. – Они же все полны негодования против начальства.

Трубецкой предложил план действия. Возмутившиеся полки сходятся вместе, встают лагерем. Правительство и царь вынуждены будут вступить с ними в переговоры, и тут депутация, в которую войдут члены общества, выставит свои требования, на которые правительство опять таки вынуждено будет согласиться.

– Для успеха военных действий необходим единовластный руководитель диктатор, – сказал Рылеев. – Им по справедливости должен быть Трубецкой.

Все согласились с Рылеевым, и Трубецкой был избран диктатором.

Разошлись за полночь. Остались только Бестужевы.

– Но поверят ли нам солдаты? – задумчиво проговорил Николай Бестужев.

– Это мы узнаем при самом выступлении, – сказал Рылеев.

– Можно заранее написать прокламации к войску, как во время Семеновского бунта, подкинуть в казармы, и потом увидим, каков будет результат, – вступил в разговор Александр Бестужев.

– Можно, – согласился Николай Бестужев.

Стали писать прокламации, но дело двигалось медленно, после второй прокламации Александр Бестужев, рассматривая написанное, сказал с сомнением:

– Почерк у нас у всех для непривычного к нему человека не очень то разборчив, да и грамотеев среди солдат не очень то много. Вот если бы с речью на разводе перед всем полком выступить…

– Ты скажи одному, а он всем перескажет. Дело проверенное.

– А правда, – загорелся Рылеев, – пойдемте сейчас по городу и будем каждого встречного солдата останавливать.

Быстро, оделись, вышли из дому и разошлись в разные стороны.

Первого солдата Рылеев встретил на Петровской площади, возле строящегося собора.

– В казарму спешишь, служивый? – начал он разговор.

– В казарму, ваше благородие.

– Новому государю присягали уже?

– Присягали.

– А завещание покойного императора вам прочитали?

– Никак нет.

– Скрыли, значит. А ведь покойный государь император в своем завещании распорядился крестьянам дать свободу, а солдатскую службу убавить до пятнадцати лет. Так в нем и написано: мол, моему народу за великие заслуги перед царем и отечеством в благодарность. Он помнил, с кем француза побил.

– Ну, спасибо, ваше благородие, глаза открыл. А то и нам присяга подозрительной показалась, больно торопили присягать. Потому, значит, чтоб про завещание не вспомнили.

На следующий день Арбузов сказал Рылееву:

– Солдаты только и толкуют про какое то завещание.

Рылеев улыбнулся: пошла молва, теперь не остановишь.

14

Пушкин получил от Пущина из Москвы странное письмо. Оно было помечено 28 ноября. Пущин писал, что едет в Петербург и надеется там встретиться с ним.

Сначала Пушкин подумал: «Неужели помилование?» Но в следующий же миг сообразил, что официальная бумага из Петербурга пришла бы раньше, чем частное письмо из Москвы, к тому же сейчас не такие времена, чтобы во дворце вспомнили про него: царь лежал в тяжкой болезни и газеты публиковали сообщения о его здоровье.

Пушкин развернул газету. Вместо обычного сообщения о ходе болезни, в ней было напечатано объявление начальника главного штаба его императорского величества барона Дибича о том, что больной император находится в опасном положении.