Кучер Петр, который привез почту, стоял у двери.
– Что тебе? – спросил Пушкин.
– Александр Сергеевич, беда то какая: в городе говорят, государь император скончался, только народу об этом не объявляют…
– Чушь! Если бы скончался, в газетах напечатали бы, а тут сказано «в опасном положении»… Ты от кого слышал это?
– Да, говорят, в Новоржев солдат один отпускной из Петербурга приехал, он сказывал…
– Вот что, Петр, скачи в Новоржев, разыщи солдата, разузнай все доподлинно, до слова запомни!
– Отпускной солдат сказал в точности так: «В Петербурге объявлено, что государь император Александр Павлович минувшего ноября девятнадцатого дня волею божею помре».
Сомнений не было. Так вот с чем связана надежда Пущина на их встречу в Петербурге! Так вот ради чего он едет в Петербург!
Два три года назад Пушкин, не задумываясь, ринулся бы в столицу. Теперь он стал рассудительнее и осмотрительнее, теперь он был склонен предпринять меры предосторожности.
Прежде всего, нужно доехать до Петербурга так, чтобы не задержали здесь, поблизости, где нибудь возле Пскова. Можно, конечно, окольными проселками, но и там есть риск наскочить на заставу.
Но чем больше возникало препятствий, тем больше захватывала Пушкина мысль о поездке в Петербург. Собственно, даже это была уже не мысль, а решение.
Для беспрепятственного проезда Пушкин решил ехать под видом крепостного мужика, который на себя ничье внимание по пути не обращает и с которого спроса меньше. Он написал себе отпускной билет, в котором именовал себя человеком Осиповой, Алексеем Хохловым.
Десятого декабря Пушкин окончательно решился ехать.
В уме он проделал весь путь: до Петербурга вряд ли может произойти какая оказия, в Петербурге в гостинице остановиться нельзя – потребуют паспорт; у друзей – у Карамзина, у Жуковского – опасно: в свете новости распространяются так же быстро, как в деревне; поэтому с заставы, решил он, поедет прямо на квартиру к Рылееву, тот ведет жизнь не светскую, ни ночных балов, ни вечеров не устраивает, вероятности кого нибудь встретить у него очень мало. Быть в Петербурге Пушкин рассчитывал тринадцатого декабря поздно вечером.
Только выехали со двора, навстречу поп отец Ларивон, а по деревенски – Шкода. Пушкин закусил губу: дурная примета.
Въехали в лес. Вдруг через дорогу метнулся заяц русак. Архип оглянулся на Пушкина, тот молчал.
Через версту второй заяц перебежал дорогу.
– Александр Сергеевич, – сказал Архип, – я – человек подневольный, что велят, то и делаю, а у вас – своя воля, значит, вам знак. Зайцев то видели?
– Видел. Молчи.
– А вон и третий норовит! – воскликнул Архип.
Заяц метнулся под ноги лошадям. Лошади сбились с ноги.
– Поворачивай, Архип, – сказал Пушкин хриплым и тусклым голосом. – Видно, не судьба быть мне в Петербурге в ночь на четырнадцатое декабря. Видно, надо еще ждать…
15
Между тем Петербург охватило неопределенное беспокойство. Новый царь продолжал сидеть в Варшаве и не торопился в столицу. Всем это представлялось странным. Великий князь Николай перебрался в Зимний дворец. Пошли слухи, что он намерен свергнуть брата и занять царский престол. Назревали смутные времена. Потом стали говорить об отречении, но в добровольность отречения не верили. Все это было на руку тайному обществу.
Второго декабря прискакали в Петербург Булатов и Пущин. Подготовка к выступлению шла по всем направлениям. Члены общества вели агитацию среди солдат, искали единомышленников среди товарищей: за неделю было принято в общество новых членов более, чем за предыдущие три года. Разрабатывались планы действий.
С военной точки зрения победа восстания представлялась Трубецкому почти верной. |