При виде огромного, раскинувшегося на обоих берегах реки Эльбы Дрездена, этого необычайно живописного конгломерата тесно стоящих разноэтажных многооконных домов с острыми разноцветными крышами, над которыми возвышались могучий корпус Фрауенкирхе, шпили множества колоколен, башни и стены старой крепости, Рылеев ощутил растерянность и тревогу. До этого все заботы лежали на Федоре: он узнавал, устраивал, и Рылеев чувствовал себя за ним как за каменной стеной, теперь же, как он понимал, наступило время, когда надо все это делать самому. В Петербурге дежурный офицер, отправлявший его, сказал: «В Дрездене узнаете, где находится ваша бригада». Рылеев кивнул, не решившись спросить, у кого надо узнавать.

Коляска прибыла на почтовую станцию.

Рылеев спросил у хозяина гостиницы комнату, но тот клялся, что нет ни одной свободной.

– Эка беда! – сказал Федор. – Мы и в сарае на сене можем переночевать.

Рылеев заговорил с хозяином про сарай. Немец замахал руками.

– Здесь это не принято, – вздохнув, пояснил Рылеев Федору.

Они вышли во двор.

– Ну и ладно, не пропадем, – подбодрил Федор Рылеева и вдруг, сорвавшись с места, побежал за ворота. Несколько минут спустя он вернулся, ведя с собой русского солдата.

– Вот, Кондратий Федорович, мы сейчас у земляка все разузнаем.

Солдат вытянулся.

– Здравия желаем, ваше благородие!

– Здравствуй, приятель. Не знаешь ли ты, где находится штаб резервной артиллерийской бригады графа Чернышева?

– Никак нет!

Рылеев вздохнул.

– Ну, ладно, иди.

– Нет нет, постой! – окликнул его Федор. – Ты, земляк, здесь уже огляделся, а мы только из России. Посоветуй, куда податься.

– Так его благородию первым делом следует явиться к коменданту, а уж его превосходительство определит его благородие куда следует. Комендатура тут недалеко, эту улицу пройдете, направо повернете, и тут она и есть. Комендант у нас генерал майор Михаил Николаевич Рылеев.

– Ну спасибо, братец, – сказал Федор, давая солдату полуполтинник.

– Премного благодарны.

Когда солдат ушел, Федор спросил:

– Комендант то, случаем, не родня нам?

– Кажется, дядюшка. То ли двоюродный, то ли троюродный. Я его никогда не видел.

– Ну и что ж, что не видел? Все одно – родной человек, чего уж лучше! – обрадовался Федор. – Идите скорее, Кондратий Федорович, а я тут вещи постерегу.

Должность коменданта города, переполненного военными, к тому же принадлежащими к армиям нескольких государств и поэтому время от времени неизбежно приходящими в конфликты друг с другом, была довольно хлопотлива, и Рылеев долго просидел в приемной, прежде чем дежурный офицер пригласил его в кабинет.

– Значит, ты сын Федора?

– Да, дядюшка.

– Беспутный был человек, впрочем, царство ему небесное. Чего же ты хочешь от меня?

– Я зашел только засвидетельствовать вам свое почтение как родственнику, дядюшка.

Михаил Николаевич взял документы племянника.

– Бригада твоя сейчас находится возле Базеля, бумаги велю выправить завтра же. Ты где остановился?

– Каналья трактирщик говорит, что свободных комнат у него нет.

– С квартирами у нас плохо. Приезжие у знакомых устраиваются. Ты сейчас погуляй по городу, а вечером приходи ко мне домой. Тут, сам видишь, поговорить некогда.

Вечером, дома, дядюшка разговаривал с Рылеевым душевнее, по родственному, расспросил про матушку, про Малютиных и других общих знакомых, велел кланяться им, когда Кондратий Федорович будет писать в Петербург.

Потом Михаил Николаевич подробно рассказал Рылееву историю неудачного управления киевскими имениями князей Голицыных Федором Андреевичем, в результате которого получилось убытков на восемьдесят тысяч рублей.