– Меня похитили, – глухо сказал Алган. – Меня похитили. И я нахожусь здесь не по своей воле. Этого‑то вы не можете отрицать?

– Если хотите называть вещи своими именами, вас действительно похитили. Но официально вас подобрал патруль полиции и доставил сюда согласно контракту. По правилам вас следовало отдать под суд. Но будучи людьми благородной души, шефы полиции сочли, что вы имеете право отпраздновать подписание контракта, и закрыли на все глаза. Однако, если вы подадите жалобу, они будут вынуждены сказать правду. И поверьте, против своей воли.

– Если бы Галактика знала, как вербуют людей в первопроходцы! – воскликнул Алган. – Если бы она знала!

– А! Об этом многие знают. Но к словам жителей Дарка в космосе мало кто прислушивается. Уверен, вам рассмеются в лицо, когда услышат вашу историю. А может, и вломят по первое число, узнав, откуда вы. Ретрограды вроде вас не в чести в Галактике. Лучше держите язык за зубами.

Алган вскочил и прижался к огромному окну. Ярость разрывала грудь. Ему хотелось разбить стекло и броситься вниз, в тысячеметровую пропасть навстречу фарфоровой земле. Хотелось увидеть, как взрываются и горят корабли, как разбегаются матросы, как гибнет порт под равнодушным взглядом отгороженного бронзовыми вратами города.

Космос был своего рода тюрьмой. Он знал это. И ему суждено плавать в этой тюрьме целых десять лет. В сердце его будет клокотать ярость, а память будет хранить эти сверкающие врата и старый вольный город Земли, живущий своей непокорной жизнью.

– Мне понятны ваши чувства, – сказал Тиал. – Я видел здесь многих, но такие, как вы, встречаются нечасто. Обычно люди вопят, кричат, угрожают, умоляют. А через три месяца чувствуют себя в космосе как дома. Надеюсь, с вами произойдет то же. Но, откровенно говоря, у меня нет уверенности в этом. Не исключено, на какой‑нибудь планете вы найдете похожий город. А этот станет совсем другим, когда вы возвратитесь... через тысячу лет.

* * *

Алган медленно повернул голову. Его глаза горели недобрым огнем. Тысяча лет. Именно это падение, это бегство в пучину времени страшило его больше всего, и он не желал касаться этой темы. Десять лет полета со скоростью света в корабле – и тысяча лет здесь. Порт практически не изменится, а город наверняка исчезнет.

– Я уже умру, – сказал Тиал, – когда вы вернетесь, если захотите возвратиться и вновь увидеть Землю. Здесь уже никто не будет помнить обо мне. Надеюсь, тогда вы перестанете ненавидеть меня. Хотя какое это может иметь значение. Будут другие люди, и они будут делать те же простые и трудные дела. Иногда мне кажется, что мы затеряны не в пространстве, а во времени. Когда на заре истории наши предки начали бороздить водные пространства на судах, движимых силой ветра, расстояния им казались непреодолимыми. А теперь мы плаваем среди звезд. Только время держит нас в своих цепких объятиях. И от этого нам в тысячу раз тяжелее.

– Замолчите! – крикнул Алган. – Замолчите!

Столетия стучали в его барабанные перепонки, как песчинки о стекло песочных часов. Тысяча лет. Люди, которых он знал на Земле, умрут. На новых мирах каждый жил в одиночку, работал и торговал по своему собственному времени. Корабли уносили и приносили с собой годы. На планетах пуритан по этой причине запретили браки – после месяца путешествия отца сын оказывался старше, а это сочли аморальным.

В их решении была своя логика. Люди пылью летели навстречу звездам. Слабые и одинокие создания.

Но он, Алган, был продуктом древней Земли. Этого не могло случиться с ним. Его вселенная была шаром с видимым горизонтом, с друзьями на всю жизнь, со старым семейным домом.

– Поведение ретроградов сродни поведению животных, – с неприязненной усмешкой говорили пуритане.