– В общем – правильно. Но именно здесь и пролегает граница в нашем мышлении насчет антибиотиков. А что такое антибиотик для микроорганизма, им УНИЧТОЖАЕМОГО? Совершенно очевидно – токсин, яд. Но некоторые бактерии всегда сопротивляются определенному антибиотику, и благодаря – как это назвал твой отец? – благодаря вариациям клонирования и селекции, сопротивляющиеся клетки могут сами захватить всю колонию. Совершенно очевидно, что эти сопротивляющиеся клетки вырабатывают антитоксин. Примером могла бы стать бактерия, вырабатывающая пенициллиназу, которая является энзимом, уничтожающим пенициллин. Для подобных бактерий пенициллин является токсином, а пенициллиназа – антитоксином, правильно?

– Совершенно правильно. Продолжай, Пейдж.

– А теперь добавим еще один факт. Тетрациклин и пенициллин – не только антибиотики, что само делает их токсичными для многих бактерий – но и одновременно и АНТИТОКСИНЫ. Оба они нейтрализуют плацентный токсин, вызывающий эклампсию беременности. И еще, тетрациклин – антибиотик широкого спектра. А есть ли такая штука, как антитоксин широкого спектра? Является ли сопротивляемость тетрациклину, которую могут выработать многие разные типы бактерий, проистекающие от одной единственной противодействующей субстанции? Теперь мы знаем, что ответ на это – ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЙ. Мы так же нашли другую разновидность антитоксина широкого спектра – тот, что защищает организм от многих видов антибиотиков. Мне рассказали, что это совершенно новая область исследований. Что мы лишь только начали затрагивать ее поверхность. Эрго: Найдите антитоксин широкого спектра, который действует против токсинов человеческого тела, аккумулирующихся после остановки роста. Наподобие того как пенициллин и тетрациклин действуют на токсин беременности. И вы получите ваш волшебный автомат против дегенеративных заболеваний. И «Пфицнер» уже нашел такой антитоксин: его название – аскомицин… Ну и как я? – с волнением добавил он, переводя дыхание.

– Прекрасно. Быть может, все несколько сжато, чтобы Мак‑Хайнери мог понять, но может быть – это и к лучшему. Это не будет звучать для него излишне запутанно, если он и сможет во всем этом разобраться. И все же, может оказаться полезным, если при разговоре с ним, ты окажешься несколько более иносказательным. – Девушка снова достала свою пудреницу и внимательно посмотрела в нее. – Но ты рассказал пока что только о дегенеративных болезнях, а это всего лишь фоновый материал. А теперь расскажи мне о самой атаке на смерть.

Пейдж посмотрел сперва на пудреницу, а затем – на девушку, но выражение ее лица было слишком внимательным, чтобы передать что‑то. Он медленно произнес: – Если тебе хочется, я расскажу и это. Но твой отец сказал мне, что этот элемент работы держится в секрете даже от правительства. Должен ли я обсуждать это в ресторане?

Энн развернула маленький, похожий на пудреницу предмет, так что он смог его разглядеть. На самом деле этой был какой‑то датчик. Его игла‑указатель находилась в неуверенном движении, но у самой нулевой точки. – Поблизости нет ни одного микрофона, способного подслушать тебя, – проговорила Энн, захлопнув прибор и вернув его в свою сумочку. – Продолжай.

– Хорошо. Однажды тебе придется мне объяснить, почему ты позволила себе дойти до той первой ссоры со мной здесь, когда у тебя с собой имелся Соглядатай. А сейчас, я слишком занят, играя фальшивого эколога. Исследования летального исхода начались еще в 1952 году, анатомистом по имени Лэнсинг. Он был первым, кто доказал, что сложные животные – при это он использовал ротиферы – производят определенный токсин старения, как нормальную часть их роста, и он передается их потомкам.