– Чэрити! Никто на этом заброшенном каменном куске не может быть советским шпионом. Вся эта привычка к «секретности» здесь просто идиотична. Скажи мне сейчас и избавь меня от трудов общения с сенаторами. Или скажи мне, по крайней мере, что ты знаешь то же, что знаю и я. У НИХ ЕСТЬ АНТИГРАВИТАЦИЯ! Так?

Одно лишь слово Диллона – и кошмар станет реальностью.

– Да, – ответил Диллон. – А как ты узнал? Конечно же, это никоим образом не может быть полный гравитационный экран. Но, похоже, определенно – это огромный шаг в нужном направлении. Мы долго время ждали, когда мечта станет явью… Но как мне кажется, ты – самый последний человек в мире, испытывающий гордость, услышав об этом достижении. Так что нет никакого смысла радостно выкладывать тебе все, что касается этого открытия. А пока – ты подумаешь над ранее сказанным мною?

– Да, подумаю. – Гельмут уселся в кресло перед пультом.

– Отлично. С тобой мне приходиться довольствоваться даже крошечными победами. Удачной смены, Боб.

– Удачной смены, Чэрити.

7. НЬЮ‑ЙОРК

Когда Ницше написал фразу «переоценка всех ценностей» в первый раз, духовное движение веков, в которых мы живем, нашло наконец свою формулировку. Полная переоценка ценностей является наиболее фундаментальной характеристикой любой цивилизации. Потому, что именно начало Цивилизации переформировывает все формы Культуры, существовавшие ранее, воспринимает их иначе и практикует их иным образом.

Освальд Шпенглер

Дар Пейджа складывать дважды два и получать 22 лишь частично оказался ответственен за обнаружение шпиона. Свою главную лепту внесла почти поразительная неуклюжесть человека. Пейдж едва ли мог подумать, что до него никто не заметил шпиона. Правда, он являлся одним из примерно двух дюжин техников, работавших в исследовательской лаборатории, где работал и Пейдж. Но его почти открытая привычка утаскивать листки с записями в карманах своего лабораторного халата и просто болезненная подозрительность, проявляемая каждый раз, когда он вечером покидал лаборатории Пфицнера, давно уже обязаны были вызвать чьи‑нибудь подозрения.

Какой прекрасный пример того, подумал Пейдж, какие старинные, эпохи мушкетов, методы расследования сейчас популярны в Вашингтоне. Предоставляющие по настоящему опасному человеку тысячи возможностей незаметно улизнуть. То, что считалось обычным среди ученых, являлось молчаливым соглашением и среди сотрудников «Пфицнера» – противление всякому стукачества друг на друга. Это оберегало как виновного, так и невинного. Чего никогда не потребовалось бы при справедливой системе юридической защиты.

Пейдж не имел ни малейшего представления, что делать со своей рыбешкой, когда он ее подсек. Он выбрал вечер, чтобы проверить передвижения этого парня. О чем потом весьма сожалел, так как пришлось отказаться от встречи с Энн. В этот день произошли две выдающиеся подвижки в исследованиях. И он считал, что шпион захочет переправить информацию о происшедшем немедленно.

Эта мысль оправдала себя полностью. По крайней мере – сначала. За этим парнем оказалось не так уж и трудно проследить. Привычка постоянно оглядываться сперва через одно, а потом через другое плечо, удостоверяясь, что никто его не преследует, делала его легко заметным на большом расстоянии даже в толпе. Он выехал из города поездом, следующим на Хобокен, где взял напрокат мотороллер и поехал к городку‑перекрестку Секаукус. Это была долгая прогулка, но впрочем, совершенно несложная.

Тем не менее, после Секаукуса, Пейдж чуть не потерял своего преследуемого в первый и последний раз. Перекресток, находившийся на пересечении U.S. 46 c Линкольнским туннелем, оказался также местом расположения временного трейлерного городка Правоверных – почти 300000 из тех 700000, что вливались в город последние две недели для участия в Воскрешении.