– Что вы этим хотите сказать?

– Вам придется предоставить возможность объяснить все это мне самому. Прежде всего, я хотел бы немного поговорить о Мосте. Кстати, пожалуйста, не думайте что я вас допрашиваю. У вас имеется полная свобода заявить, что любой из заданных вопросов не входит в мою компетенцию, и я не сочту это за обиду или недоброжелательство. Кроме того – «я, сим, отрицаю аутентичность любой записывающего или иного подслушивающего оборудования, запись на котором сказанного мною может оказаться частью». Короче – наша беседа в высшей степени неофициальна.

– Благодарю вас.

– Это и в моих интересах. Надеюсь, что со мной вы будете беседовать свободно. Конечно, мое отречение ничего не значит, так как подобные формальные утверждения всегда можно стереть с ленты. Но позже, я собираюсь сообщить кое‑какие, которые вам знать не полагалось и вы сами сможете рассудить, почему я сказал, что все сообщенное мне вами – останется исключительно в узком кругу. Пейдж и Энн – ваши свидетели. О'кэй?

Молчаливо появился стюард с напитками и снова удалился. Гельмут попробовал свой на вкус. Странное отличие оказалось в том, что он был охлажден. Гельмут нашел это удивительным, но не неприятным после первого глотка. Он попытался расслабиться. – Я постараюсь, – ответил он.

– Что ж, хорошо. А теперь Диллон сказал, что вы относитесь к Мосту, как к монстру. Я весьма тщательно изучил ваше досье – на самом деле я изучал оба досье – ваше и Пейджа еще более интенсивно, чем вы себе можете представить – и как мне кажется, Диллон похоже, не совсем понял суть вашего мнения. Я бы хотел услышать его прямо от вас.

– Я не считаю Мост монстром, – медленно проговорил Гельмут. – Видите ли, Чэрити – в положении защитника. Он считает Мост очевидным свидетельством того, что никакие самые суровые условия не в состоянии надолго остановить человека и здесь я с ним согласен. Но он думает о Прогрессе, как о чем‑то персонифицированном. Он не может признать – вы попросили меня говорить то, что я думаю, сенатор – он не может признать, что Запад – декадентская и умирающая культура. Все прочие свидетельства указывают на это. Чэрити нравится думать, что Мост в его глазах делает все эти свидетельства лживыми.

– У Запада осталось не так уж и много лет, – поразительно, но Вэгонер c ним согласился!

Пейдж Рассел вытер свой лоб. – Я по‑прежнему не могу слышать то, что вы говорите, без желания залезть куда‑нибудь под ковер. И кроме того, Мак‑Хайнери со всей этой стаей – на Ганимеде…

– Мак‑Хайнери, – произнес холодно Вэгонер, – возможно хватит апоплексический удар, когда мы обрушим все это на него, и я ни секунды не буду скучать о нем. Но, как бы то ни было все это – правда. Костяшки домино начали падать уже довольно давно, а взрыв, подготовленный кампанией Энн, окажется последним ударом. И все же, мистер Гельмут, Запад несет ответственность за некоторые гигантские достижения во времени. Возможно, Мост может считаться наиболее величайшим и самым последним из них.

– Но только не мною, – заметил Гельмут. – Строительство гигантских проектов для ритуальных целей – создание всего этого лишь во имя самого создания – является последним актом уже мертвой культуры. К примеру, взгляните на пирамиды Египта. Или на даже более значительный и идиотский пример, большее, чем что либо пока сотворенное человеческими существами – раскладка «Диаграммы Силы» на всей поверхности Марса. Если бы марсиане направили всю затраченную на это энергию на выживание, они наверное, еще жили бы сейчас.