– Согласен, – подтвердил Вэгонер, – но с оговорками. Вы правы насчет Марса, но пирамиды‑то построены в период расцвета культуры Египта. И «создание чего‑то лишь во имя созидания» не является ритуальным определением. Это научное определение.

– Хорошо. Это не слишком меняет мои аргументы. Быть может вы согласитесь, что суть каждой жизненной культуры – это способность ее защищать себя. Запад уже более, чем полвека превосходит Советы – но, как мне видится, Мост является «Диаграммой Силы» Запада, его пирамидами. Или как вам еще будет угодно. О да, он доказывает, что мы могущественны, но могущество – это еще не путь к выживанию. Все эти деньги и средства, затраченные на строительство Моста окажутся весьма необходимы, А ИХ НЕ БУДЕТ, когда начнется следующая атака Советов.

– Поправка: она уже прошла, – произнес Вэгонер. – И Советы уже выиграли. СССР гораздо лучше, чем мы сыграл в величайшую из фон Неймановских игр. Потому, что они не приняли на веру то, что каждая из сторон изберет наилучшую стратегию. Они играли также и на износ игроков. За пятьдесят лет непрекращающегося нажима, им удалось превратить Запад в систему во всем подобную Советской. Так что отпала необходимость в прямых военных действиях. Мы сами себя советизировали и все наши ходы теперь предсказуемы совершенно точно.

– Частично, здесь я согласен с вами. В чем мы нуждались, так это в затрате энергии и денег на игру – на социальные исследования, так как угроза была именно социальной. Что конечно же, что и следовало из теории игр, мы и должны были сделать. Гельмут, для человека, который уже многие годы оторван от Земли, вы знаете гораздо больше о том, что происходит там, на планете, чем это знает значительная часть населения.

– Ничто так не не усиливает интерес к Земле, как нахождение вне ее, – ответил Гельмут. – И здесь достаточно времени для чтения. Или выпивка оказалась крепче, чем он ожидал, что было вполне резонно, если учесть, что какое‑то время он вообще не употреблял спиртное – или спокойная согласованность действий сенатора в развале всего мироздания Гельмута, дало ему еще один толчок к бездне. У него закружилась голова.

Вэгонер заметил это. Он неожиданно наклонился вперед и поддержал ослабшего Гельмута. – ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, – проговорил он, – мне трудно согласиться с вами, что Мост служит или служил когда‑то, ритуальным целям. Мост исполнил свое предназначение для нескольких огромных практических достижений, которые теперь подтверждены. И на самом деле, как проект, Мост более не существует.

– Не существует? – еле слышно спросил Гельмут.

– Именно. Конечно же, мы поддержим его деятельность еще какое‑то время. Просто невозможно за секунду остановить проект подобного размаха. Кроме того, одной из причин, по которой мы построили мост была та, что этого от нас ожидал СССР. Игра утверждала, что мы должны запустить еще один «Манхэттенский проект» или «Линкольновский» в этой точке, и мы не хотели их разочаровывать. Но на этот раз, мы НЕ собирались сообщать им какую проблему должно было решить строительство Моста – даже не то, что МОГЛА ли она быть решена, и была ли решена. И мы продолжали поддерживать Мост, как финансово, так и в печати. Кроме того, это было также и неплохо для людей, вроде Диллона, которые эмоционально весьма прочно связаны с ним, даже сверх их психообработкой. Вы – единственный человек среди руководства всей станции, кто уже потерял интерес к Мосту, что позволяет мне сообщить вам – что он уже отброшен.

– Но почему?

– Потому, – продолжил тихо Вэгонер, – что Мост уже дал нам подтверждение теории огромной важности – настолько важной по моему мнению, что неминуемое падение Запада кажется в сравнении с этим чепухой.