Пальцы забегали по кнопкам. Прибор
ожил. Радиационного фона здесь не было.
— Ну? — поторопил Тимур.
— Безпека, — устало бросил Ворожцов, убирая наладонник. — Если тут и была радиация, то давно уже нет. Зови всех обратно. И дрова сами тащите.
Тимур фыркнул и пошел к Лесе с Мазилой. Ворожцов залез под навес, сел, прислонился спиной к стволу и вытянул ноги. Усталость навалилась вдруг
так мощно, что захотелось закрыть глаза и отключиться. И проснуться дома. За много километров отсюда. А еще лучше — за много дней до того, как они
решили идти в эту экспедицию.
Ворожцов закрыл глаза и прислушался. Дождь больше не стучал по жестяному щиту. Он моросил бесконечно тоскливо, монотонно.
Прошелестели шаги. Что-то ухнулось о землю.
— Не спи, — врезался в мягко подступающую дрему надоевший за последние дни до смерти голос Тимура.
Ворожцов открыл глаза и поглядел на него.
— Костром займись, — потребовал Тимур.
— Я здесь один?
— Считаться потом будешь, — огрызнулся Тимур. — Разводи костер. Леська простыла.
И вновь одного упоминания о Лесе хватило, чтобы Ворожцов поднялся на ноги. Она уже забралась под навес, опершись на руку Мазилы. И как это
Тимур позволил мелкому так возиться с Лесей? Наверное, не принимает его за конкурента. А его, Ворожцова, принимает. Как бы ни пыжился.
Ворожцов взял топор и принялся щепить деревяшку посуше.
Мазила завис. Если раньше ему было что делать, то сейчас целей не осталось. Зато была обида и непонимание, от кого чего ждать. В результате
мелкий сидел, как куль на именинах. Плохо это. Очень плохо.
Леся шмыгала носом и кашляла. Если прежде это были осторожные покхекивания, то теперь кашель разошелся и звучал совсем нехорошо. И чтобы
услышать это, не надо было иметь медицинского образования.
Тимур решительно потрошил рюкзак.
«Интересно, насколько его бодрости хватит», — подумал Ворожцов.
Закончив строгать щепу, он сложил и запалил костер. Принялось не сразу, огонь расходился медленно: даже казавшиеся почти сухими поленья и ветки
отсырели.
Тимур вытащил из рюкзака свитер и шерстяные носки. Протянул Лесе.
— Переодевайся.
— Ей обувь сменить надо, — подал голос Ворожцов.
— У меня кроссовки есть, — тихо обронила Леся и улыбнулась.
Но улыбка вышла болезненной и совсем невеселой. Девчонку начинало лихорадить.
— Тимур, залезь в мой рюкзак. Там штаны армейские.
— Твой рюкзак, ты и залезь, — отозвался Тимур, приревновав, видимо, к тому, что оденет Лесю не он один.
— Считаться потом будешь, — вернул Ворожцов. — Я костром занимаюсь.
Тимур сердито запыхтел, но в рюкзак его все же полез. Ворожцов отметил это не без удовольствия и тут же устыдился. Наташку убили, Леся промокла
и простудилась. А они все бодаются, как два молодых барана.
Щепа наконец разгорелась, заплясало пламя. |