Соль махнула рукой, понимая, что толку не добьешься. Письмо снова в странном конверте, на котором только ее имя с фамилией. И тоже от отца. От отца?

Вернувшись в каюту, забралась с ногами на койку, развернула листок, задумалась. Если просто читать, вроде бы все по делу, только суховато, у приора Жеана даже деловые бумаги читались интересно. Смысл же простой: запираться незачем, наше оружие – правда, скоро все обязательно разъяснится. Насчет же «нечистого» клейма, так это явное недоразумение, жалоба в Высший Распорядительный совет уже послана…

Ни от бабушки привета, ни от дедушки. И о погоде ничего, а ведь отец почти всегда последний абзац в письмах начинает именно с погоды. Пишет, правда, совсем о другом. Солнечно, легкий ветерок, в газетах сообщают, что из музеев изъяли картины Франца Марка. Помнишь, девочка, его синих лошадей?

Попробовала прочитать письмо отцовским голосом, но быстро бросила. Ясно, что не папа писал. Или хуже, рука его, только буквы выводил под чужим присмотром. Тогда «Соль» вместо «девочки» вроде как сигнал тревоги.

Плохо, что к бажюлю надо идти. И не откажешься, специально предупредили. Чувствуете себя получше, демуазель? Вот и хорошо, вот и славно, пожалуйте в пыточную.

* * *

– …Сам он и признался, Бертье. Сказал, что интересы Франции для него выше рыцарской чести. Потому и предал французскую миссию.

– Добровольно признался демуазель? – самым наивным тоном уточнил бажюль, водя пером по листу бумаги.

Соль поморщилась. Все равно болят зубы, то есть бывшие зубы, которые теперь не зубы. Новые же обещали поставить только когда десна полностью заживет.

– Добровольно, – рассудила она. – Мог бы все отрицать, ничего бы не случилось.

Не пристрелила бы предателя, просто не смогла. Тогда, сейчас иное дело.

– Судя по отчетам вашего отца, приора Жеана де Керси, именно он рекомендовал профессора Бертье руководству французской миссии. Профессор ваш крестный, не так ли, демуазель?

– Иуда был апостолом, – отрезала она. – А Каин Авелю братом приходился.

Допрос шел уже третий час. Больше четырех нельзя, потому как она несовершеннолетняя, но свое время бажюль выберет до донышка, можно не сомневаться. Служба ему определенно по душе.

Хорошо, что Камея рядом. Молчит, потому что ликтор имеет права вмешиваться только в «процедуру». Вот если бажюль кусаться полезет, тогда точно остановит.

…Молчит, но сидеть так, почти плечом к плечу, тоже приятно. И уверенности придает.

– Имеете ли вы представление, демуазель де Керси, о местонахождении архивов миссии, как в Германии, так и во Франции?

– Разве на объекте «Фокус» их нет? – удивилась Соль. – Я думала, что Гюнтер Нойманн потому и сообщил мне, где карточку с паролем…

– Не вам, демуазель! – бажюль наставительно поднял указательный палец. – Землянину, личности весьма и весьма сомнительной. Коммунисту, да еще русскому!..

Она закусила губу, чтобы не сказать лишнего. Весьма сомнительный рыцарь Александр Белов… Выходит, она его обманула? Нет, даже Господь не может сделать бывшее не бывшим. Рыцарь! И никто не посмеет оспорить.

«Я, рыцарственная дама Соланж, старшая ныне на этой земле среди братьев и сестер Ордена, властью своею посвящаю вас, Александр из рода Беловых, в рыцари. И да будете вы смелы, храбры и честны…»

Бажюль, взглянув внимательно, пододвинул какую то бумажку.