Но ведь он совсем вас не любит!
- Замолчите, Паголо! Сейчас же замолчите! - крикнула Скоццоне, покраснев от стыда, ревности и злобы. - Бенвенуто не любит меня, это правда, но раньше любил и уважал меня и теперь уважает.
- Хорошо, так почему же тогда он не женился на вас, раз обещал?
- Обещал? Нет! Бенвенуто никогда не обещал жениться на мне, а если бы обещал, то непременно сдержал бы слово. Просто мне очень хотелось этого, постепенно желание превратилось в надежду, а надежда так окрылила меня, что я приняла свои мечты за действительность и стала о них болтать. Нет, Паголо, - продолжала Катерина с грустной улыбкой, бессильно опустив руку, - нет: Бенвенуто никогда ничего не обещал мне.
- Хорошо! Но подумайте, Скоццоне, как вы неблагодарны! - воскликнул Паголо, схватив руку девушки, ибо он принял за возврат нежности то, что с ее стороны было лишь признаком уныния. - Я обещаю, я предлагаю вам то, чего Бенвенуто, по вашим же словам, никогда не обещал и не предлагал. Я вам предан, я люблю вас, а вы меня отталкиваете! Он вам изменил, и все же, окажись он на моем месте, я уверен, вы с радостью согласились бы стать его женой. А мне вы отказываете, хоть и знаете, как я люблю вас!
- Ах, если бы он был здесь! - воскликнула Скоццоне. - Если бы только он был здесь, Паголо, вы сквозь землю провалились бы от стыда! Ведь вы предали его из ненависти, а я хоть и сделала то же, но из-за любви к нему.
- Но чего же мне стыдиться, разрешите спросить?! - воскликнул Паголо, ободренный тем, что Бенвенуто далеко. - Разве не имеет права мужчина добиваться любви женщины, если эта женщина свободна? Будь. Челлини здесь, я прямо сказал бы ему: “Вы изменили Катерине, покинули несчастную девушку, а она так любила вас! Сперва она была в отчаянии, но, к счастью, ей повстречался хороший и славный малый, он сумел оценить ее, полюбил и предложил стать его женой, чего вы никогда ей не предлагали. Ваши права перешли к нему, и теперь эта женщина его”. Интересно знать, что ответил бы на это твой Челлини?
- Ничего, - раздался вдруг позади разболтавшегося Паголо резкий мужской голос, - ровным счетом ничего!
И на плечо ему легла тяжелая рука. Поток красноречия Паголо мгновенно иссяк; отброшенный назад Челлини, он грохнулся на пол, и недавняя отвага сменилась жалким испугом.
Картина была поистине замечательная: бледный как смерть, вконец растерявшийся Паголо ползал, скорчившись, на коленях; Скоццоне слегка приподнялась в кресле и, опираясь на его ручки, застыла, недвижимая и безмолвная, как статуя недоумения; а Бенвенуто стоял перед ними не то с грозным, не то с ироническим выражением лица, держа в одной руке обнаженную шпагу, а в другой - шпагу в ножнах.
Наступила минута мучительного ожидания. Удивленные Паголо и Скоццоне молчали под хмурым взором учителя.
- Предательство! - прошептал наконец Паголо, чувствуя себя глубоко униженным. - Предательство!
- Да, несчастный, - ответил Челлини, - предательство, но только с твоей стороны!
- Что ж, Паголо, вам хотелось его видеть. Вот и он! - сказала Скоццоне.
- Да, вот и он, - пробормотал Паголо, которому было стыдно, что с ним так обращаются в присутствии любимой женщины. - Только у него есть оружие, а у меня ничего нет.
- Я принес тебе оружие! На, держи! - крикнул Челлини, отступая на шаг и бросая к ногам Паголо шпагу, которую держал в левой руке.
Подмастерье молча глядел на оружие, не двигаясь с места.
- А ну-ка, живо! Бери шпагу и поднимайся! - приказал Челлини. - Я жду. |