|
Карабанов окунулся в разгул, как в былые времена, - беззаветно и бездумно. Хмелел он быстро, вино согнуло его надвое еще за столом. Хорошо лишь запомнил, как Мишка Уваров орал кому-то: - Песельников сюда! Вошли казаки. Здоровенные, мрачные. Волосы в скобку, как у приказчиков. Животы их, туго набитые казенной кашей, круто выпирали из-под ремней. Разом они распахнули свои волосатые пасти и дружно затянули: А и бывало-да, да и давала-да Да другу милому да целовать себя, Л теперь не то, да не стоит его Да лейб-гвардейский полк По нашей улице... Девки визжали от похабщины, но казаки свое дело твердо знали - довели песню до конца и, разом повернувшись, согласно топая сапожищами, маршем отправились в казармы. На их выпуклых грудях сверкали медали, полученные за "аллилуйю". Таких казаков в Баязете поручик Карабанов что-то не видывал. Стало ему на миг немножко тошно. Но Мишка Уваров, подлец, тут же подлил ему чего-то, и Карабанов, словно в сизом чаду, видел взлетающие кверху женские ноги, слышал визг бабьей песни: А я люблю военных, военных! Военных-дерзновенных... Последнее, что запомнилось ему в этой пьянке, так это черт, ласковый и хвостатый, которому он отдал все свои деньги, а потом заснул на теплом плече этого черта, раскисший и плачущий от какой-то обиды... Утром Карабанов проснулся и увидел, что лежит рядом с чертом в возрасте примерно сорока лет, рыжим и вульгарным. Хвост действительно у черта имелся, пришитый к задней части серебристых рейтуз шантанной певички. Андрей, плохо соображая, огляделся по сторонам, но где он находится, этого понять не мог и грубо растолкал черта кулаком в пышный бок. - Эй, - сказал он, - как тебя?.. Проснись! Женщина открыла слипшиеся глаза, мутно посмотрела на Карабанова. - Господи, - сказала она, - никак, приехали?.. Она скинула ноги с постели, прошлась по комнате. Чертов хвост с кисточкой на конце хлестал походя по углам мебели, стегал влево-вправо, и Карабанов не выдержал, рассмеялся. - Скажи хоть, как зовут тебя? - Здрасьте, мой милый, - огрызнулась женщина. - Вчера меня в Копенгаген к дипломатам звали ехать, а сегодня имечко вспомнить не можете! Она взяла кувшин с отбитым горлышком, жадно и долго булькала горлом. Карабанов сказал ей: - Лопнешь! Остановись... Женщина прикрикнула на кошку: - Брысь, окаянная! - И поскребла у себя в голове пальцами. - Таких кавалеров-то, - сказала она, - как ты, не дай-то бог иметь... Надрался хуже сапожника, потом всех перестрелять грозился! Карабанов невольно похолодел, что-то вспоминая. - Не может быть, - сказал он. - А как тебя казаки в коляску тащили? - равнодушно сказала женщина. - Тоже не помнишь? Я вон в суматохе даже платье свое там оставила - чертякой такой через весь город на позор кавалерам ехала! - Ничего не помню, - сказал Карабанов, пощупав биение сердца: оно билось вяло и безразлично. Мысль, что он тоже ехал через весь город в обнимку с этим рыжим чертом, показалась ему дикой. - Ладно, - сказал, вставая. |
