|
.. "Пешего не зарубят", - пронеслось в голове, и Карабанов уже вынимал ногу из стремени, чтобы благородно, по всем правилам военного этикета, сдаться в плен, когда за спиной раздался голос Егорыча: - Батюшка! Погодь малость... мы здеся!.. Перепрыгнув ручей, Карабанов уже не ввязывался в побоище. Видел только, что его казаки осатанели совсем. В запале схватки, беспощадны и жестоки, они - на глазах Андрея, по трое на одного - тут же обтесали черкесов шашками чуть ли не до самых костей. Карабанов избил своего Лорда и, поникший от стыда, вернулся в палатку. Ватнин пришел не сразу: поставил в угол свою шашку, деловито вынул занозу из босой пятки и, крякнув, спросил в упор, словно выстрелил: - Ну, съел арбуза?.. То-то, брат поручик, не след тебе в такую живодерню одному соваться... Хорошо, что мой вахмистр увидел тебя да подмогу послал. А так - эх, и похоронили бы мы тебя, Елисеич, за милую душу! Холм Чести видел? Вот на самой макушке и закопали бы... Есаул подумал и добавил: - Крест бы поставили. Ну, что там еще?.. Да все, кажется!.. "Далеко мне до Ватнина", - подумал Андрей с доброй завистью и, подойдя к сотнику, поцеловал его в потный лоб. 8 Лето было жарким в этом году... Фургоны и артиллерийские повозки Хвощинский велел загнать в реку, чтобы не рассохлись колеса. Страшные сухие грозы не могли утолить палящего жара. Дождей не было, но молнии часто вонзали свои огненные зигзаги в котловины ущелий, и тогда в Баязете ощущался запах фосфора. В одну из ночей молодой вольноопределяющийся, стоя на посту, забыл опустить штык - и был превращен молнией в пепел. Люди, не выдерживая зноя, выбегали из раскаленных казарм, но и здесь, под открытым небом, их охватывал горячий воздух и душил, как прессованная вата. В городе появилась масса бешеных собак; однако жителям Баязета, увлеченным торгашеством и последними событиями, было явно не до них, и очумелые кабысдохи, вывалив между зубов побелевшие языки, стаями носились вдоль захламленных улиц ,. - Давить бы их! - сказал Карабанов. - Мне противно смотреть. как турок обходит собаку, если она лежит посреди дороги. Да и собаки-то - словно пауки: худущие, длинноногие, только живот один и есть! - Собаки янычар боятся европейцев, - пояснил Клюгенау. - Вот смотрите, я пойду на эту псину, и она свернет с дороги! - Не надо, барон, - удержал его Карабанов, - еще возьмет да вцепится. А я никогда не знал, что делать в таких случаях: человека отрывать от собаки или собаку отрывать от человека... Пережидая полуденный зной, Карабанов и Клюгенау искали в эти дни спасения в тени духана. И сегодня они тоже шли в знакомую лавочку древнего караван-сарая, где окна имеют форму червонного туза (это определил Карабанов), а на крыше живет белая цапля (это установил Клюгенау). Шли тихо. Дышали часто. Жарко было. - Слушайте, Карабанов, - неожиданно сказал Клюгенау, - нет ли у вас денег? Не мне, поверьте, а майору Потресову: у него немалая семья, он очень нуждается. Я заложил свои часы маркитанту Ага-Мамукову, и у меня больше ничего нету. - Ни копейки, барон, ни копейки, - признался Андрей. - Было бы - дал, конечно. - Жаль, - опечалился прапорщик, - майор Потресов - хороший человек, я его давно знаю. Карабанов остановился: прямо над ним, из окна балкона, забранного деревянной решеткой, с хитринкой смотрело на него совсем юное лицо гаремной затворницы. |
