|
Ущелье. Мост. Жидкие бревна раскатываются под копытами. Здесь надо осторожнее. Оступись лошадь - и тогда все пропало. Усталый конь перегибает голову через поручни моста: в черной глубине пропасти ему слышится сладостный плеск воды... "Нет, мой конь, тебе пить еще не время. Потом я напою тебя из своих рук самой чистой водой, что несется с горных вершин. Я сам насыплю тебе полную меру золотого овса, и он будет радостно шуметь, когда ты погрузишь в него свою красивую умную морду. Ты снимешь у меня с ладони кусок теплого хлеба, густо посыпанный солью, и я обниму твою сильную шею, как не обнимал еще ни одну женщину в мире. А сейчас я прошу.тебя об одном: не упади... не споткнись... беги скорее... Ведь это - она!.." Только единожды остановился поручик, чтобы посмотреть на часы. Коротко вспыхнула спичка, и она едва успел отметить, что скачет уже долго. А конвоя с коляской еще не настиг. Ему стало страшно, и Андрей погнал коня дальше. Вскоре повезло: на одном из крутых поворотов поручик заметил что-то белевшее при свете луны посреди дороги. Выскочив из седла, нагнулся. Вокруг были разбросаны свежие щепки. И тут же валялись, бережливо обсосанные до конца, цигарки казаков, а невдалеке стояло полусрубленное деревцо, и поручик понял: сломалось колесо, они здесь его чинили. Теперь, задержавшись с ремонтом, конвой с коляской как бы сам невольно приблизился к нему. - Господи, - перекрестился Карабанов, размашисто и с верой, какой уже давно не ощущал в себе, - только бы догнать, только бы увидеть... Ведь она умница, она поймет меня!.. На какой-то версте, когда поручику казалось, что он уже близок к цели, жеребец икнул раза три и единым махом, круто отпрянув с дороги на обочину, рывком сломался в коленях, рухнул грудью на землю. Карабанов вылетел из седла. Тихо всхлипнув, заплакал, как плакал когда-то в детстве. - Ну что же ты? - сказал он потом с упреком и, перестав плакать, силился поднять морду коня, гладил его жаркую скользкую шею. - Ну встань, встань, - просил он лошадь. Лорд вздрагивал мокрой шкурой, вытягивая, стелил по сырой земле тонкую шею, храпел... Тогда, отторочив от седла ружье, поручик наотмашь вскинул его кверху, и выстрел за выстрелом подряд огласили притихшие горы. Проблуждав в отдалении, словно нехотя, долго не могло умереть эхо. Потом стало тихо. Стало тихо и жутко. И вдруг откуда-то издалека, будто из самой глуби земной, прозвучали в ответ два четких выстрела. А вскоре Карабанов услышал крепкое цоканье копыт, и двое казаков с пиками наперевес чуть не сшибли его с дороги. - Благородие, кажись? - сказал один, низко свесившись с седла и выпрямляя пику. - А мы так прикинули, што подмога кому от черкеса понадобилась. Конька-то совсем загнали?.. Их добродушные лохматьте тени уже возились возле коня; часто слышалось: "Сердце, кажись, не запало..." - "А ты в "дупел" ткни,.." - "Выдюжит, не трожь его, Дениска..." - "Тварь понимучая..." Карабанов стянул с пальца кольцо, холодно сверкнувшее в темноте дорогим камнем, протянул его казаку помоложе: - Выручай, братец: дай коня твоего, побудь с моим. Выходишь - что хочешь проси у меня... А мне спешить надо. Далеко ль вы отсюда? - Да нет, за перевалом стоим. |
