.. А мне спешить надо.
Далеко ль вы отсюда?
- Да нет, за перевалом стоим. - Казак повертел кольцо, сунул его на палец, осклабился: - Господская штука, на мой-то крючок и не лезет, зараза. Ну, и ладно: "винт" при мне, табак ймается, а игрушку твою девахе пошлю на станицу... Езжай с Христом!..
Легкой рысью домахали до конвоя. Четверо верховых охраняли коляску, на крыше которой лежали баулы и корзинки. Встретили казаки незнакомого офицера молча, безо всякого интереса. Карабанов с трудом выбрался из седла, подошел к коляске, и тут силы уже совсем покинули его: он вяло опустился на землю, со стоном выдавил сквозь зубы:
- Растрясло меня, братцы!
Дверца коляски над ним широко распахнулась, и он услышал голос:
- Что случилось, казаки? И кто это здесь?
Тогда Карабанов поднял лицо кверху, тихо ответил:
- Аглая, не бойся... Это - я...
Подошли казаки и, грубо похватав поручика за руки и за ноги, просунули его внутрь коляски - прямо в теплоту ее дыхания, в знакомый аромат ее духов.
Прямо - к ней.
И, разбитый до мозга костей от бешеной скачки, уже не в силах осознать своего счастья, Карабанов упал на высокие подушки и повторил:
- Это - я... Не сердись: это опять - я...
- Зачем вы это сделали? - вдруг строго спросила женщина. - Я не скрою, что рада вас видеть, но... Два года, по-моему, - срок не малый, и пора бы вам, Андрей, забыть меня и не делать больше глупостей.
С гневной обидой Карабанов пылко ответил:
- Чтобы только увидеть вас, я загнал лошадь, которой нет цены. Как вы можете?.. И если вам мало одного моего безумства, я могу совершить второе: выйти из коляски и следовать до Игдыра пешком!
Хвощинская с грустью улыбнулась.
- Узнаю вас, - ответила она. - Узнаю, увы и ах, прежнего...
Но только второе безумство, Андрей, пусть по праву принадлежит мне: я не выпущу вас из дормеза...
Карабанов посмотрел ей в лицо: оно и смеялось, оно и печалилось с ним вместе - почти одновременно. И та же вздернутая, как бы в удивлении, жиденькая бровка над карим глазом, и та же крупная родинка на левой щеке, и тот же завиток золотистых волос, который он поцелует, если... захочет.
- Ну, довольно!..
Хвощинская ударила его перчаткой по острому колену, обшитому леем, и повторила:
- Ну, довольно... Глупый. Ах, какой же вы неисправимо глупый! И неожиданный в моей судьбе, как всегда. Вот уж что правда, так это правда!..
Коляску трясло, керосиновый фонарь, привешенный в углу, мотался из стороны в сторону.
- Что забросило вас сюда, на край отечества? - спросил Андрей, понемногу успокаиваясь.
- Сейчас еду к мужу.
- Он просил вас об этом?
- О нет! Еду по доброй воле. Через Красный Крест. Харьков я оставила навсегда. Мне было там скучно... Вот еду - к мужу.
- Вы настолько любите его? - подозрительно и мрачно осведомился он.
- Грешно говорить, но пожалуй...
- Нет, - досказал за нее Карабанов и весь радостно просиял, блеснув зубами.
- А вы не смейтесь, Андрей, - заметила она с нежным упреком. - Я ведь его жена...
- А я вам писал. |