|
– Все пропало! – простонал он. – Боже мой! Все пропало! – Но почему же? – спросил Белларион. – А разве вы сами не видите? – раздраженно ответил Барбареско. – Неужели вы способны понять только то, чего вам лучше было бы не понимать вообще? Неужели вы не сообразили, что вместе с нами вы погубили и себя? С вашей внешностью и тем доверием, которым вы пользуетесь у принцессы Валерии, для вас были бы открыты все пути в государстве. – Я даже не подумал об этом, – вздыхая, проговорил Белларион. – А обо всех нас – хотя бы обо мне – вы подумали? – патетично воскликнул Барбареско. – Как я надеялся покончить с проклятой нищетой, в которой мне приходится жить. А теперь… – он красноречиво развел руками, оставив фразу неоконченной. – Но, синьор, остались ведь иные способы… – Какие? Может быть, вы нам дадите денег, чтобы набрать войска? Впрочем, завтра вы сами расскажете всем остальным о своих «успехах», и они решат, что делать с вами. Но другое утро едва не стало последним для Беллариона; Казелла, изрыгая проклятья, бросился на него, обнажив кинжал, и Барбареско едва успел спасти юношу от неминуемой гибели, смело встав между ним и разъяренным изгнанником. – Только не здесь! – завопил он. – Не в моем доме! – Синьоры, вы забываете, что принцесса Валерия потребует ответа за мое убийство, – не теряя спокойствия, произнес Белларион. – Будьте уверены, она добавит к этому обвинение в заговоре против регента, и вместе со мной вы неминуемо погубите себя. – Здесь он позволил себе слегка улыбнуться. – В шахматах такая ситуация называется патом. Ярость заговорщиков обратилась на графа Спиньо. Однако тот с безразличной миной на лице выслушал сыпавшиеся на его голову обвинения, а когда шторм наконец стих, безапелляционно заявил: – Вам следовало бы скорее поблагодарить меня за проверку прочности нашего положения. Впрочем, связавшись с женщиной, ничего иного нельзя было ожидать. – Она же первая попросила меня о помощи, – возмутился Барбареско. – И теперь, когда мы готовы помочь ей, она отказывается от нас, обманывая наши надежды, – поддакнул ему Казелла. Они принялись оживленно дискутировать, сосредоточившись на своих невзгодах, и, казалось, начисто позабыли и о Белларионе, и о принцессе, и о ее бедном, методично развращаемом братце. Наконец Спиньо – тот самый Спиньо, которого они не раз успели заклеймить дураком, но который на поверку, оказался умнее всех остальных, – подсказал единственно возможный выход. – Эй, мессер Белларион! – окликнул он юношу. – Послушайте, что вы скажете принцессе в ответ на ее угрозу: мы взялись освободить государство от тирании регента и не отступим от своего намерения, невзирая на опасности. Дайте понять этой высокомерной синьоре, что, предав своих друзей, она неминуемо выдаст себя и всех нас постигнет одинаковая участь. Объясните ей, что нельзя по своей прихоти распоряжаться сердцами людей и не в ее власти усмирить силы, которые она сама вызвала к действию. Затем граф обратился к своим сообщникам: – Будьте уверены, синьоры: обдумав все, она не станет донимать нас своими капризами – ни сейчас, ни потом. Ситуация действительно напоминала патовую, и теперь Беллариону, казалось, не оставалось ничего иного, как предоставить маркизат Монферрато и принцессу Валерию их собственной судьбе и немедленно отправиться в Павию изучать греческий – тем более что до захода солнца можно было бы уже добраться до Сезии. |
