Следующее пришло к Эномото Кэнсаку. Оно было сразу уничтожено и никому не показывалось, а третье получил Химэно Сабухиро, и именно оно подтолкнуло Киёми к самоубийству. Четвертое – это, видимо, Дзюнко… Нет‑нет, до нее письмо получила еще и мадам, значит, у Дзюнко пятое. Следующее – то, из‑за которого разыгралась батальная сцена у супругов Миямото. И последнее – вот это, «желудь покатился…»
Что же объединяет эти семь посланий? И еще более важный вопрос – есть ли связь между ними и убийством?
Химэно Сабухиро отпустили, а в мастерской появился сыщик Симура.
– Господин старший инспектор, вы говорили, что художник Мидзусима может сбежать?
– Да, сейчас объясню, в чем дело.
Тодороку изложил услышанное от Канако, и глаза Симуры округлились:
– Что ж получается, автор писем – этот художник?
– Да нет, странно как‑то, – усомнился Ямакава. – Ведь в том письме, что Миямото Торакити подослали, про Канако и самого Мидзусиму донос был.
– Ну, возможно, это он сам и сделал. О нем здесь такая слава идет – он и мадам обхаживал, и с Дзюнко заигрывал, и с Миямото Канако развлекался. Может, и еще с кем… А тут по кварталу анонимки гуляют, все, сами знаете, про какие дела, а о нем ни слова. Рискованно это, может подозрения вызвать. Не исключено, что он специально решил про себя написать, чтобы подозрения отвести.
– Если письма про Киёми и про Дзюнко сочинял Мидзусима, то и про Канако тоже его рук дело. Стиль там абсолютно одинаковый, – согласился Ямакава.
– А с этим как быть? – Тодороку взял письмо, которое принес Окабэ Тайдзо. – Его отправили во второй декаде мая. Мидзусима уже жил тогда в Хинодэ?
– Не знаю, о чем вы говорите, – вмешался сыщик Симура, – но из всех участников этой истории в мае в Хинодэ въехал только Окабэ. Торговые ряды дело другое, а сюда народ начал съезжаться в июне.
– Тогда что‑то не сходится. И еще: именно это письмо сильно отличается от остальных. Все другие послания написаны шутовским стилем, а это – совершенно серьезно.
– Что касается стиля, – вставил Киндаити Коскэ. – Как только что указал Ямакава‑сан, три письма – про Киёми, Дзюнко и Канако – действительно составлены в одном стиле, но первые два из них начинаются с обращения «Ladies and Gentlemen», а вот третье – про Канако и Мидзусиму – со слов «Слушайте все, слушайте все!» Почему бы это?
Короче говоря, необходимо было провести тщательную работу по сравнению всех семи посланий. Но прежде всего требовалось встретиться с Нэдзу Гоити и расспросить его о даме, которая приходила к нему в тот злополучный вечер.
Когда сыщик Симура появился в квартире 1801 корпуса 18, комендант Нэдзу Гоити, видно, занимался распечаткой текстов на мимеографе. Он вышел в тесную прихожую в рабочем халате, выпачканном типографской краской.
– Извините за вторжение, но у меня к вам есть вопросы.
– Ваши вопросы связаны с произошедшим убийством? – Нэдзу прочно стоял в проходе, преграждая дорогу в квартиру.
– В общем, да.
– Что ж, тогда проходите, – он посторонился. На рабочем столе в комнате были разбросаны копировальные принадлежности.
– Простите, что помешал.
– Ничего страшного, – Нэдзу быстро привел в порядок стол. – Присаживайтесь.
Он показал гостю на раскладной диван, стоящий у перегородки, за которой была соседняя, маленькая комната, а сам сел на крутящийся стул возле рабочего стола.
– Так что вы хотели у меня спросить?
– Простите за бесцеремонность, но нам стало известно, что вечером того дня, когда произошло убийство, – точнее, в десять вечера десятого числа этого месяца, – вас посетила какая‑то дама. |