– А ты сам что после этого делал?

– Дошел до подъезда, где Эно живет, и тут у меня до того настроение испортилось… Развернулся – и домой, спать.

– Что же это у тебя так настроение изменилось?

– Зависть вдруг обуяла. А мне не хотелось, чтоб он это заметил – стыдно же.

– Итак, это все, что ты знаешь о той женщине, которая приходила к Нэдзу?

– Ну да, только это. Потому и придумал.

Тодороку попытался было расспрашивать про одежду женщины и прочие подробности, но Сабухиро никаких деталей сообщить не мог. Если Кэнсаку по крайней мере сообщил, что дама была очень хорошо одета, то Сабухиро и этого не заметил.

– Кстати, у меня к тебе еще один вопрос, – заговорил сидящий сбоку Киндаити.

– Какой?

– Эно нам уже открылся, так что отвечай честно. Ты, случаем, не получал анонимного письма с оскорблениями в адрес Киёми?

У парня округлились глаза:

– Говорите, Эно открылся?.. Значит, он тоже такое получил?

– Да. Там была всякая грязь о Киёми.

– Мол, пусть врач проверит?.. – занервничал Сабухиро.

– Довольно, довольно. И так ясно, что ты знаешь, о чем речь. Так что ты с ним сделал?

– Виноват. Мне и в голову не могло прийти, что Киёми на самоубийство пойдет.

– Ты подсунул письмо под дверь их квартиры?

– Да. Я так обозлился тогда, – Сабухиро внезапно успокоился. – Анонимки… Самый подлый способ действия в нашей жизни. А еще, там же и дядя ее задет. Мне Окабэ‑сэнсэй нравится. И в школе его ценят. Я сперва письмо сразу уничтожить хотел, а потом подумал – раз уж есть такой придурок, так надо бы им дать знать, хоть Киёми, хоть ее дяде… А через два‑три дня она чуть с собой не покончила. Я тогда даже особо не удивился. Киндаити‑сэнсэй, я очень плохо поступил?

– Что ж, наверное, у тебя другого способа предупредить их не нашлось. Слушай, а конверт?

– Сжег я его, очень противно было. Надпись на нем была совершенно так же сделана, как и на том, что у вас. Я тогда еще почему обозлился‑то – понять не мог, почему его именно мне подсунули.

– Ну, Киёми же к тебе неравнодушна. – Ямакава говорил очень серьезно.

– Чепуха! Уж если она к кому и неравнодушна, так это к Эно. Он на киностудии преуспевает, образование у него, он же в университете учится. А я что? Образования нет, кандидат на комические роли… Славы мне не ухватить. Только вот что я сейчас понял…

– Что же?

– Эно тоже такое письмо получил, так? Он с ним как поступил?

– Сказал, что сжег. Но на всякий случай как бы мимоходом девушку предупредил. Намекнул, что ее ситуация может быть превратно понята и что лучше бы ей в «Одуванчик» перебраться.

– Понятно. Киёми обиделась и на меня переключилась. А этот настырный гад тогда и мне анонимку подкинул. Вот что получается.

– Видимо, так.

– Только это не по адресу. Киёми хоть и стала со мной ходить, но сердце ее все равно отдано Эно. Она просто его позлить хотела, подтолкнуть малость. Девчонки так часто делают. Она нарочно именно меня выбрала, потому как я – только второй план. Обидно…

– Кого ты считаешь автором писем?

Сабухиро растерянно взъерошил волосы:

– Не знаю. Только он очень коварный тип. Его зависть берет, когда у девчонок с парнями отношения складываются, вот он им гадости и подстраивает. Да и у родителей Тамаки тоже из‑за письма какая сцена разразилась. Сволочь он.

Итак, сколько же всего было писем? Судя по дате отправления, первым получается то, которое получил брат Сумико.