— Неужели мой папаша продолжил эти традиции? — усмехнувшись, сказал Митя.

— Что вы такое говорите? — деланно возмутился я. — Андрей Ильич уже давно образец порядочности в её самом дистиллированном виде.

Вечерняя Волга встретила нас мерным убаюкивающим плеском воды о причальную стенку, возле которой находилось два десятка прогулочных лодок, катер спасателей и большая парусно-весельная лодка, оборудованная мотором, которая называлась просто и ясно: «Сарынь на кичку!» Она была одним из судов козыревской флотилии для связи берега с островом, на её корме подремывал шкипер Алексей Иванович.

— Как ветер? — поинтересовался я у бывалого волгаря.

— Ветер наш, а если не так, то высвистим.

Он сунул в рот боцманскую дудку и засвистал на все лады.

— Сарынь на кичку!

Я прошёл под навес, сел в кресло и, взяв бинокль, принялся рассматривать остров. Вдруг оглушительно бабахнул пушечный выстрел. Носовая часть нашего струга окуталась чёрным, дурно пахнущим дымом.

— Что это такое! — взволнованно воскликнул Митя.

Опередив мой ответ, со стороны острова до берега докатился ответный выстрел пушки.

— Обмен любезностями, — сказал я. — Наш шкипер предупредил береговую охрану Бесстыжего, что на борту его струга находится важная вип-персона.

Алексей Иванович поднял парус, который быстро наполнился ветром, струг ожил, запокачивался на волнах, сдвинулся с места и, слегка накренившись на правый борт, неторопливо побежал, как по ступенькам, по волнам, отшвыривая их одну за другой пенными брызгами, которые, разбиваясь на мельчайшие капли, приятно освежали прохладой наши разгорячённые лица.

Для Мити путешествие на струге под парусом оказалось взволновавшей его неожиданностью. И он, стоя на атаманском мостике над кормовой каютой, жадно вглядывался в открывшийся перед ним волжский простор, дышал полной грудью, ощущая с каждым вдохом и выдохом, как в нём прибавляется силы и удали, и вдруг совершенно неожиданно для меня и шкипера звонко пропел:

— Есть на Волге утёс, диким мохом оброс…

Но спохватился, смутился и умолк.

— Будем считать, что проба голоса состоялась, — сказал я. — Как, Алексей Иванович, годится он для твоего атаманского хора?

— Раз сам запел, стало быть, годится, — благодушно вымолвил шкипер. — Значит, Волга его приняла за своего, если запела в нём сама, помимо его желания. Это не я сказал, а мой дед, когда услышал, как я запел, сидя за вёслами.

— Кстати, Митя, откуда вы знаете эту песню? — спросил я.

— От тех русских людей, у которых воспитывался в Англии. У них ни одного праздника не было без русских песен.

— Что-то вы не так калякаете, — строго сказал Алексей Иванович.

— Это почему не так?

— Разве тебе, Игорь, неведомо, что на струге друг друга не выкают, все в нём — артель, а я — шишка, атаман и шкипер.

— И, правда, Игорь Алексеевич, давайте говорить друг другу ты, — весело сказал Митя.

— С полным удовольствием, — согласился я. — Вот вам моя рука.

Скрепив рукопожатием соглашение с пробирочником, я ни на миг не усомнился в верности выбранной по отношению к нему тактики. Его простецкое поведение ничуть не усыпило мою подозрительность. Парень был явно не с одним дном, и пока я видел лишь то, что видел. Он был тоже не прочь поиграть в простоту, но поживём — увидим, а пока я должен был признаться, что не заметил в нём ни малейшей фальши, зацепившись за которую можно было бы размотать его полностью, как бумажный рулон.