— У народа была возможность учиться, — напомнил я. — Горбачёв окончил МГУ, а это не пустяк.

— Согласен. Но тогда, да и сейчас, каждый год получали дипломы о высшем образовании не меньше миллиона человек, и почти все они остаются в положении бюджетников — учителей, врачей, офицеров и прочей служивой мелочи. В правящую элиту выбивается только тот, кому удаётся поймать свою удачу и не выпустить её из рук. Моей удачей стал первый секретарь горкома партии Костин. Ещё до того, как мы с Ленстой подали заявление в загс, я стал инструктором парткома строительного главка, затем инструктором райкома партии, короче говоря, за два года я достиг должности завсектором отдела строительства обкома партии. Это позволило мне перейти на руководящую работу в стройиндустрию и к тридцати трём годам стать директором стройтреста в главке, где я раньше был инструктором парткома. Вопросы есть?

— Почему вы пошли не по партийной линии?

— Этому выбору я тоже обязан своему тестю. Олег Владимирович был коммунистом старой, ещё довоенной, закалки, и ему в партии многое не нравилось. Хрущева он считал предателем, а Брежнева — дураком. И считал, что коммунистов во всей партии днём с огнём не сыщешь, везде верх взяли приспособленцы, жулики и предатели. «Ты, Андрюша, слишком прост, чтобы выжить среди обкомовских тарантулов. Пока они тебя не трогают, потому что я ещё в силе. Но где я буду завтра? Посему тебе из обкома надо уходить на производство, на прочное место. Это я ещё обеспечить тебе смогу», — вынес свой вердикт относительно моей дальнейшей судьбы тесть, за что я к нему испытываю чувство глубочайшей признательности. По сути, не я, а Олег Владимирович Костин является основателем финансово-промышленной группы «Народная Инициатива», поскольку он меня поставил на трест, и с него, когда грянула перестройка, всё и началось.

— Тогда правильнее было бы «Народную Инициативу» называть «Партийной инициативой» — усмехнулся я.

— В СССР кроме коммунистов была ещё одна, можно даже сказать, главная партия, в которую входили управленцы — хозяйственники среднего и высшего звена. Собственно, именно эта партия подтолкнула Горбачёва начать реформы. Директорскому корпусу надоело управлять порой миллиардными по стоимости предприятиями, но не иметь права купить подшефному садику набор мягких игрушек. Олег Владимирович, царствие ему небесное, всё это понимал и надоумил меня создать кооператив, а когда разрешили частные банки, помог получить кредит в госбанке.

— Наверное, об этом говорить не следует? — засомневался я.

— В глазах электората вы — финансовый гений, а разубеждать в этом людей не следует.

Мои слова Козыреву явно не понравились, он часто задышал, подошёл к окну, распахнул форточку и поманил меня к себе указательным пальцем. Внизу улица кишела народом, и с двенадцатого этажа люди смотрелись мурашами — суетящимися каждый по своей надобности насекомыми.

— Они схавают всё, что я им скажу! — мрачно заявил Козырев.

— И не пикнут.

— Но почему? — вякнул я, чтобы подтолкнуть босса к откровенности.

— Что такое народ? Вот мы всё время твердим: народ! народ! А что это такое? Вот я точно не народ.