— Где Митя? — озабоченно сказал он и стал накручивать моё ухо. — Где Митя? Да проснись ты!

— Разве его в домике нет? — подхватился я с постели.

— Не знаю, куда он подевался, — сказал Козырев. — Вчера я над ним пошутил. Но неужели он такой неженка, чтобы учинить какую-нибудь глупость?

— Вот уж не знаю, что он способен выкинуть, — проворчал я, засовывая ноги в штаны.

— Ты вчера целый день с ним хороводился. Каким он тебе показался?

— Я же не экстрасенс, чтобы просмотреть его насквозь! Но почему вы решили, что он куда-то подевался?

— Его на острове нет, — сказал Козырев. — Только бы руки на себя не наложил. Сейчас у молодых это делается просто.

На веранде кто-то затопал ногами, дверь распахнулась, и в комнату вошёл Ершов.

— Ну что у тебя, — нетерпеливо спросил Козырев.

— На пристани обнаружилась пропажа лодки. Наверное, Дмитрий Андреевич покинул остров на этом плавсредстве.

— Добро бы так, — облегченно вздохнул Козырев. — Ищите, как найдёте Митю, установите за ним наблюдение и сообщите мне.

— Вертолёт к вылету готов, — доложил Ершов.

— Ты летишь вместе со мной, — сказал, обратившись ко мне, босс. — А ты, Евгений Кузьмич, осмотри правый берег Волги, где-то там должна быть лодка, если только он не уплыл на ней в сторону Сызрани.

В моём кармане тренькнул мобильный: пришла эсэмэска, я мельком глянул на сообщение.

— Спецрозыск отменяется, — я отдал телефон боссу. — Митя вышел на связь.

Андрей Ильич прочитал сообщение и заметно ободрился:

— Кажется, моя наука пошла ему на пользу. Во-первых, он не обиделся, а во-вторых, умеет подколоть. Как ведь язвит: «А не подавился ли папаша вчерашним жареным гусём?» Он тебе позвонит, так скажи ему, что я им очень доволен.

Он сделал несколько шагов по комнате и повернулся к Ершову.

— Жди меня на пристани!

— Стало быть, вертолёт отменяется?

— А ты предпочёл бы, чтобы я пересёк Волгу верхом на моторе?

— На катере, конечно, безопаснее, однако вы требовали вертолёт, — заметил Ершов.

— Воздушная прогулка отменяется, — сказал Андрей Ильич. — Устрой пилота в боярской гостинице, пусть отдыхает.

Начальник службы безопасности повернулся через левое плечо и растаял в проёме двери.

— Давай и мы пройдёмся, — поднялся со стула Козырев. — Разговор у меня к тебе есть, скажем так, приватного свойства.

Мы вышли на веранду, спустились с неё на дорожку и направились к беседке, откуда была видна большая часть Волги, между правым берегом и Бесстыжим островом.

— Тебе, конечно, не понравилось, как я обошёлся с Митей?

— Отношения между отцом и сыном касаются только их самих. Митя жалостлив, но это вполне человеческое чувство.

— Так-то оно так, — вздохнул Козырев. — Только каждый видит то, что видит. Ты заметил у Мити жалостливость, а я — слабодушие. Он трясся над этим драным гусём, будто ему предстояло зарезать человека. И ты его защищаешь только потому, что сам такой же слабак и готов пустить слезу, чтобы только потешить своё слабодушие.

Андрей Ильич неожиданно расхохотался.

— Хочешь, я расскажу, как научился плавать? Правда, история эта с запашком, но не будем же мы миндальничать?

Я вовсе не считал себя слабаком, и Козырев знал об этом не хуже меня. Но если хозяину хотел со мной поиграть, то не соглашаться было бы глупо.