— Я сам взваливал на себя эту обузу, — продолжал гнуть своё Козырев. — Поначалу, не скрою, мне грело душу, что у меня появилась одна сотня миллионов долларов, вторая, третья, пока меня озарило, что я дурак, самый настоящий дурак! И знаешь почему?

— У меня нет и миллиона, — угодливо хихикнул я. — И на вашем месте мне не бывать.

— И нечего тебе там делать — одно беспокойство, а с той сотней тысячи, что ты от меня заимел, ты можешь позволить себе то, что мне — увы, недоступно.

— Что — то я вас, Андрей Ильич, не пойму? Как это недоступно? — деланно удивился я.

— Тут и понимать нечего, — заявил Козырев. — Мой капитал мне не принадлежит, скорее я ему принадлежу, а он только командует: «Сделай то! Сделай это! А этого не смей делать!» Что у меня и есть своего, так это остров. Здесь я себе и хозяин, и барин.

Я незаметно для Козырева ущипнул себе руку, чтобы не расхохотаться. Он был неистощим на всякие притворства, многие из которых я уже знал, но страдающий от полмиллиарда «зелёных» богач, было чем-то новеньким в репертуаре босса, и это нужно было взять на заметку. Очень даже может быть, что Андрей Ильич готовит для гостей на уже близком празднике дня своего рождения какой-нибудь розыгрыш, и примеры тому уже были, вроде бросания в Волгу персианской княжны. Кто знает, может быть, босс решил обновить репертуар своего праздника, и мне нужно быть готовым к любым неожиданностям.

Шкипер Алексей Иванович на своём струге доставил меня к левому берегу. Я нашёл свою машину там, где её оставил, и скоро стоял перед дверью своей квартиры, которую, памятуя, что моя дражайшая половина обычно просыпается ближе к полудню, осторожно открыл ключом, вошёл в прихожую и понял, что у нас гость, Козырев — младший. Митя сидел в зале за столом, а вокруг него хлопотали, не зная, чем ему угодить, Люба и Аля.

— Мы с Андреем Ильичом обыскали весь остров, а он у меня в гостях, — укоризненно произнёс я. — Или это шутка? Но я за неё получил строгий выговор.

Митя не смутился и поманил меня к себе.

— Наклонись.

Мне это не понравилось, но я выполнил его странную просьбу.

— Я провёл сегодня удивительную ночь! — жарко выдохнул он мне в ухо.

— Свят! Свят! — отшатнулся я от неугомонного пробирочника. — Обо всём этом после! Во всяком случае, не глядя на утро, надо спрыснуть твой подвиг шампанским.

Я прошёл к холодильнику, взял бутылку шампанского и похолодел от догадки, что Митя кувыркался с неизвестной особой, которая вполне могла его заразить. Поставив бутылку на стол, я взял его за руку, вывел на лоджию, плотно закрыл дверь и приступил к допросу.

Вчера Митя не внял моему дружескому совету принять для успокоения взвинченных стычкой с отцом нервов контрастный душ, чтобы не натворить глупостей. Он бросился от гостевого дома напрямик по молодой посадке сосняка, крепко ободрался в ней и вымазался смолой и песчаной пылью, пока не выбрался на берег. По нему Митя добежал к пристани, где успел вскочить в катер со строительными рабочими, которые возводили на острове очередную архитектурную фантазию Козырева, коими он тешил свой необузданный и прихотливый нрав.

Плотники работали полный световой день, устали до изнеможения и на вскочившего в их катер попутчика не обратили внимание. Митя вёл себя тихо и, наклонившись за борт, смотрел на воду, в которой покачивались отражённые в ней огни большого города.