— Да у тебя тут бабла куры не клюют! — радостно завопил прапор. — Говори, сколько здесь денег?
— Не помню, — вякнул Митя. — Надо подумать, сколько я потратил.
— Слышь, Макс! — хохотнул прапор. — Он своему баблу счёта не знает.
— Зачем мне его знать? — обиделся Митя. — Это мои деньги, потому что вы их вытащили из моего кармана. Я их снял через банкомат со своего счёта.
— А ты их не из чьего-то кармана вытащил? — вцепился в него прапор. — Почему у тебя руки в крови и на рубахе кровь, и на щеке?
— Кровь? — растерялся Митя. — Какая кровь?
— Обыкновенная, красная. Какая же ещё? — прапор начал заводиться. — Говори, кого на гоп-стоп прихватил? А может, грохнул?
— Да вы не в своём уме, — побледнел Митя. — Кровь?.. Это гусиная кровь, да — гуся, которого зарубил мой отец топором. Я гуся держал за шею, а он ему голову отрубил. Гусь дёрнулся, стал биться и выпачкал меня своей кровью.
— Много я слышал вранья, но таким мне трут уши в первый раз. Разве вдвоём гуся или курицу убивают? Как твое мнение, Макс?
— Я своего подсвинка один завалил, а уж гуся тем более, — ответил, поигрывая резиновой дубинкой, мент.
— Так, суду всё ясно, — усмехнулся прапор. — А ну-ка покажи руки!
Митя посмотрел на свои измазанные гусиной кровью ладони, и прапор, улучив момент, ловко захлопнул на его запястьях стальные наручники.
— Вы что, ослепли или охренели? — крикнула Соня. — Какой он убийца, он — дитя, сущее дитя!
— У тебя самой нет документов! — проворчал прапор. — Все в машину! В отделе разберутся, кто вы на самом деле такие-сякие.
В «уазике» дурно пахло бензином, сиденья были твёрже железа, но за полчаса езды по разбитому асфальту Митя и Соня не впали в уныние, сидели, прижавшись друг к другу, и даже успели поговорить.
— Говори, как есть: ты меня не знаешь, я тебя тоже, — прошептала Соня.
— Но это неправда, — возразил Митя. — Мне кажется, что я тебя знаю всю жизнь.
Соня глянула на него с жалостливым удивлением и свободной от наручника рукой погладила его по щеке.
— Если меня выпустят раньше, я тебя подожду.
— Мы выйдем вместе.
По пути менты прихватили ещё пару хулиганов, которые пытались оторвать руку у пластмассовой скульптуры почтальона. Парни были хмельны, нахальны, и менты усердно отдубасили их дубинками и затолкали в «собачий ящик». Там они, повизгивая и похрюкивая, пролежали до тех пор, пока «уазик» не припарковался к крыльцу райотдела. Прапор с самым довольным видом показал курившему на крыльце майору пойманных вандалов, тот махнул рукой, и их тотчас куда-то уволокли.
— А это что за гангстеры? — сказал майор, указывая на Митю и Соню.
— Таскались по пляжу. У парня руки и лицо в крови. Говорит, что помогал отцу зарубить гуся и вымазался его кровью.
— Он был пустой? — майор требовательно глянул на прапора.
— Не совсем, — нехотя сказал прапор. — Ничего острого и колющего, одно бабло.
— Это уже кое-что, — явно обрадовался майор. — Ведите их ко мне. Сначала — девку, а потом этого олигарха.
Соня пробыла у дежурного оперативника совсем недолго. Тот спросил фамилию, имя, отчество, время и место рождения, справился в базе данных и отправил её восвояси, предупредив об опасности ночных прогулок с незнакомыми парнями. |