— Наручники на мне числятся, я их заберу, — сказал прапор, когда ввёл Митю в узкую сумрачную комнату с одним окном на высоте человеческого роста, пропахшую прокисшими сигаретными окурками.

— Ты деньги не забудь выложить и не забудь пересчитать, — подозрительно глянул на него майор. — Или ты забыл, что за крысятничество среди своих могут и опустить вполне по-зоновски.

— Ты меня, Герасимыч, знаешь, за мной этого не водится, — помрачнел прапор. — Деньги все здесь, сколько было.

— Сколько?

— Я не считал. И задержанный сам не знает.

— Ладно, — майор кинул деньги в ящик стола. — Иди, покемарь, через часок ещё разок прошвырнись по маршруту. Алкаши просыпаются на заре и начинают искать деньги на опохмелку, наркоманам тоже надо ширнуться.

Митя сидел, опустив голову, и разминал занемевшие от наручников запястья. Мимо него, посапывая, протопал прапор и захлопнул за собой дверь.

— Сигареты есть? А то, закуривай мои, — добродушно произнёс майор.

— У меня есть, — сказал Митя, доставая из кармана пачку сигарет.

— Тогда закуривай. И заодно прикинь, как мы тебя звать-величать будем. Высыпай всё разом: и кликухи-погоняла, какие есть, и настоящие имя, фамилию, и где прописан.

— Что такое прописан? — спросил Митя.

— Ты мне дурочку не гони! — осерчал майор. — Ты по какому адресу зарегистрирован? Короче, где ты живёшь?

Митя задумался. Получив ключи от купленной на его имя квартиры, он не потрудился даже узнать её адрес, знал визуально, где находится дом, к какой квартире подходят ключи, и считал, что этого достаточно для безопасного проживания в городе. Оказалось, что это далеко не так.

— Давайте поступим проще, — устав от бессмысленного допроса, предложил Митя. — Поедем ко мне домой, ияпредъявлю вам и паспорт, и документы на владение квартирой.

— Не утомляй майора! — хлопнул по столу тяжёлой ладонью мент. — Посиди в камере, подумай. Главный разговор у нас ещё впереди.

В дверь заглянул лейтенант.

— Группа на выезд готова!

— Отправь задержанного в камеру, пока я с замком от сейфа управлюсь. Заедать стал, зараза.

Соня сидела на скамейке в пустом коридоре. Увидев Митю, она поспешила к нему:

— Тебя отпустили?

— Отойди в сторону, — лейтенант открыл громоздкую дверь камеры. — Заходи! А ты, гражданка, веди себя смирно. Мы ведь как договорились? Не вякай, а то выгоню на улицу.

— Нет, не надо! — воскликнула Соня. — Я буду вести себя тихо.

Камера была отштукатурена «под шубу». Вдоль стен стояли широкие лавки, под потолком помигивала электролампочка. Митю унылый пейзаж не испугал, а даже заинтересовал. Он поозирался по сторонам: две лавки были заняты лежащими на них мужиками. Один был обнажён до пояса и весь опутан синей паутиной наколок, другой был одет и спал, прикрыв лицо соломенной шляпой.

Появление в камере Мити не прошло незамеченным для полуголого сидельца. Он заворочался на лавке, закряхтел, приподнял голову и сипло выдохнул:

— Курить есть?

Митя вынул мятую пачку сигарет и подал сокамернику. Тот вытряхнул из неё три сигареты, а остальные вернул владельцу.

— Сразу видно, что порядка не знаешь, — сказал он, засунув по сигарете за каждое ухо, а одну сжал губами. — Никогда не давай всю пачку. Скажут, что подарил и присвоят.

Он прикурил и лёг на своё ложе, временами поворачиваясь и показывая наколки, которые, если бы не их свирепый тюрёмный смысл, можно было бы принять за картинки мултьфильма из русской жизни.