Это на него подействовало. Он остановился, обернулся и посмотрел на меня. Из тёмных туч начали падать первые снежинки.
— Ты просто круглый дурак, Ричард, — беззлобно сказал он, снова развернулся и пошёл дальше.
Но он не запретил мне попробовать. Поэтому завтра я опоздаю на репетицию.
— Я знаю, почему Саймон украл пьесы, — сказал я вечером.
— Почему?
Закутанный в одеяла отец Лоуренс сидел у камина, куда я подбрасывал поленья.
— Он расстроился, что ему не дали роль Джульетты.
— Так он завидовал? Бедный мальчик. Зависть разрушает.
— И он получил золото, — добавил я.
— Он ещё и жаден?
Я слегка улыбнулся.
— Можете добавить к этому похоть, отец.
— Боже мой! Зависть, алчность и похоть! Ему необходимо отпущение грехов! И кто же вызывает его похоть?
— Я видел его с графом Лечлейдом. Они целовались.
— Такого рода похоть? Боже мой!
— Это же грех, верно, отче?
— Так нас учили, Ричард, так нас учили. — Он протянул к огню тощие руки. — Вот так огонь ты развёл! Надеюсь, мы не спалим дымоход.
Мягко падал снег. Сквозь крошечное окошко отца Лоуренса можно было различить большие хлопья. К рассвету мороз выгравирует на стекле свои узоры, и днём всё станет хрупким от холода.
— Одного я не понимаю, — сказал я.
— Чего же именно?
— Почему перси вернулись в «Театр». Они украли только рукописи пьес. Может, они тоже работают на графа?
— Это кажется маловероятным.
— Правда?
— У графа плохая репутация. Как и драгоценный Спаситель наш, он общается с мытарями и грешниками.
— А перси не грешники?
— Конечно, грешники, Ричард, конечно, но другого сорта. Все мы грешники. Никто из нас не достоин Божьей благодати, но перси — самые опасные из грешников.
Я ждал разъяснений, но он просто смотрел в огонь.
— Опасные? — осторожно напомнил я.
— Они считают, что делают доброе дело, Ричард. Когда люди творят зло, заявляя, что трудятся во славу Господа, они опасны, как никто. Не просто опасны! Они самые отвратительные грешники.
Я нахмурился, припоминая услышанные мною проповеди.
— Но если священники, простите, отче, если священники задумали убить королеву, разве это не зло?
— Папа утверждает, что нет, хотя, признаюсь, здесь мы с ним расходимся во мнениях. Поэтому согласимся, что убийство королевы — это зло, но вырывать человеку кишки за то, что он следует своей вере — это тоже зло. Я видел, как принимали смерть мученики, Ричард, видел, как они умирали. — Он перекрестился похожей на когтистую птичью лапу рукой.
— А вы видели, как жгли протестантов? — Я постарался, чтобы это звучало как вопрос, а не как обвинение.
— Бедняжки. Я молился и за них. Конечно, они заблуждались, но если бы жгли всех, кто заблуждается, костры горели бы вечно. — Он вздохнул. — Королева Мария, бедняжка, думала, что очистит Англию огнём. Ничего не вышло, как и Елизавета не сумела очистить Англию кровью. Идёт сильный снег?
Я посмотрел в окно.
— Не переставая, отче.
— Свежий снег так прекрасен, правда?
— Да, отче.
— Весь мир выглядит ярким и чистым после снегопада, — пробормотал он, — а потом греховное человечество его замарывает. — Он печально улыбнулся и вздрогнул, когда бревно в огне надломилось, извергая на пол искры, которые я стал спешно тушить. — Перси не работают на графа, — сказал старый священник, — в этом я уверен. Если на кого они и работают, то только на городские власти.
— Город их не нанимал, — сказал я. |