Изменить размер шрифта - +

Это на него подействовало. Он остановился, обернулся и посмотрел на меня. Из тёмных туч начали падать первые снежинки.

— Ты просто круглый дурак, Ричард, — беззлобно сказал он, снова развернулся и пошёл дальше.

Но он не запретил мне попробовать. Поэтому завтра я опоздаю на репетицию.

— Я знаю, почему Саймон украл пьесы, — сказал я вечером.

— Почему? 

Закутанный в одеяла отец Лоуренс сидел у камина, куда я подбрасывал поленья.

— Он расстроился, что ему не дали роль Джульетты.

— Так он завидовал? Бедный мальчик. Зависть разрушает.

— И он получил золото, — добавил я.

— Он ещё и жаден?

Я слегка улыбнулся.

— Можете добавить к этому похоть, отец.

— Боже мой! Зависть, алчность и похоть! Ему необходимо отпущение грехов! И кто же вызывает его похоть?

— Я видел его с графом Лечлейдом. Они целовались.

— Такого рода похоть? Боже мой!

— Это же грех, верно, отче?

— Так нас учили, Ричард, так нас учили. — Он протянул к огню тощие руки. — Вот так огонь ты развёл! Надеюсь, мы не спалим дымоход.

Мягко падал снег. Сквозь крошечное окошко отца Лоуренса можно было различить большие хлопья. К рассвету мороз выгравирует на стекле свои узоры, и днём всё станет хрупким от холода.

— Одного я не понимаю, — сказал я.

— Чего же именно?

— Почему перси вернулись в «Театр». Они украли только рукописи пьес. Может, они тоже работают на графа?

— Это кажется маловероятным.

— Правда?

— У графа плохая репутация. Как и драгоценный Спаситель наш, он общается с мытарями и грешниками.

— А перси не грешники?

— Конечно, грешники, Ричард, конечно, но другого сорта. Все мы грешники. Никто из нас не достоин Божьей благодати, но перси — самые опасные из грешников.

Я ждал разъяснений, но он просто смотрел в огонь. 

— Опасные? — осторожно напомнил я.

— Они считают, что делают доброе дело, Ричард. Когда люди творят зло, заявляя, что трудятся во славу Господа, они опасны, как никто. Не просто опасны! Они самые отвратительные грешники.

Я нахмурился, припоминая услышанные мною проповеди. 

— Но если священники, простите, отче, если священники задумали убить королеву, разве это не зло?

— Папа утверждает, что нет, хотя, признаюсь, здесь мы с ним расходимся во мнениях. Поэтому согласимся, что убийство королевы — это зло, но вырывать человеку кишки за то, что он следует своей вере — это тоже зло. Я видел, как принимали смерть мученики, Ричард, видел, как они умирали. — Он перекрестился похожей на когтистую птичью лапу рукой.

— А вы видели, как жгли протестантов? — Я постарался, чтобы это звучало как вопрос, а не как обвинение.

— Бедняжки. Я молился и за них. Конечно, они заблуждались, но если бы жгли всех, кто заблуждается, костры горели бы вечно. — Он вздохнул. — Королева Мария, бедняжка, думала, что очистит Англию огнём. Ничего не вышло, как и Елизавета не сумела очистить Англию кровью. Идёт сильный снег?

Я посмотрел в окно. 

— Не переставая, отче.

— Свежий снег так прекрасен, правда?

— Да, отче.

— Весь мир выглядит ярким и чистым после снегопада, — пробормотал он, — а потом греховное человечество его замарывает. — Он печально улыбнулся и вздрогнул, когда бревно в огне надломилось, извергая на пол искры, которые я стал спешно тушить. — Перси не работают на графа, — сказал старый священник, — в этом я уверен. Если на кого они и работают, то только на городские власти.

— Город их не нанимал, — сказал я.

Быстрый переход